Лекция 3

ТЕОРИЯ ИНСТИТУТОВ

1. ЧТО ЕСТЬ ИНСТИТУТ?

Любой институт - экономический, социальный, культурный - есть, по определению Дугласа Норта, правило игры в обществе. Деятельность людей носит абсолютно свободный характер. Ее можно уподобить броуновскому движению. Преследуя свои интересы, люди наталкиваются друг на друга и причиняют друг другу ущерб. Поэтому первая функция института - регулирование поведения людей таким образом, чтобы они не причиняли друг другу ущерба, или чтобы этот ущерб чем-то компенсировался. Вторая функция института - минимизация усилий, которые люди тратят на то, чтобы найти друг друга и договориться между собой. Институт призван облегчить как поиск нужных людей, товаров, ценностей, так и возможность людей договориться друг с другом. Наконец, третья функция института - организация процесса передачи информации, или обучение (эту функцию выполняет, например, Высшая школа экономики). Таковы основные функции института, независимо от сферы его деятельности. Институты - это некие ограничительные рамки, которые люди построили, чтобы не сталкиваться друг с другом, чтобы упрощать путь из точки A в точку B, чтобы легче проводить переговоры и достигать соглашений, и т.п.

Представим себе институт, как некий лабиринт. Войдя в него, мы можем разными путями добраться до выхода. Если мы попадем в коридор, который кончается тупиком, нам, чтобы выйти из лабиринта, придется перелезать через стенку. Это связано с огромными трудозатратами, и мы лучше вернемся обратно и пойдем другим путем. В этом смысл института. По отношению к человеческой воле институт есть нечто внешне навязанное законом ли, обычаем ли. Но в любом случае человек понимает, что каких-то вещей делать нельзя, или что их надо делать определенным образом.

Например, придя в университет голым (способ самовыражения студентов, модный в США в 70-ые гг. нашего столетия), вы, во-первых, сразу столкнетесь с институтом формальным (или жестким): ваше поведение будет классифицировано, как злостное хулиганство, и по закону о нарушении общественной нравственности милиция упечет вас на 15 суток. Но если все-таки вы в здание университета прорветесь, то, кроме обостренного внимания лиц противоположного пола, вы встретитесь с неприятием вашего поведения администрацией, которая начнет к вам относиться, как к не то чтобы плохому, но странному человеку. В результате, вы будете исключены из того круга общения, из которого быть исключены не хотели бы. Это мягкий институт, т.е. институт, который не применяет к вам никакого формального наказания, однако вы четко осознаете, что делать этого не стоит, ибо вам грозит наказание неформальное.

Давайте посмотрим, как будет вести себя человек в лабиринте. Когда он зайдет туда впервые, он будет очень долго бродить, прежде чем найдет выход. Причем оптимального пути от входа до выхода он с первого раза так и не определит. Вторично попав в лабиринт, он учтет прежние ошибки, будет помнить, где он наткнулся в прошлый раз на стенку и куда идти не надо, а где пройти можно. Он воспримет лабиринт, как существующие рамки. Т.е. налицо процесс обучения, который возможен как в рамках личного опыта, так и в рамках передачи информации со стороны другого человека. При сотом (как и при пятисотом) прохождении лабиринта человек уже может даже по сторонам не смотреть. Он будет действовать автоматически, без рационального осмысления того, как и зачем он что-то делает.

Лабиринт от долгого употребления слегка обвалится и станет нуждаться в реставрации. Тогда люди начнут спорить, в каком виде его следует восстановить - в том же самом или в несколько ином? Одни будут кричать: “Ребята, мы всю жизнь так ходили. Отцы и деды наши так ходили. Давайте восстановим стенку там, где она стояла”. Другие предложат не строить в данном месте стенки, чтобы можно было пройти напрямик, выиграв тем самым время. В обществе начнутся конфликты. Такова схематично судьба института.

Лабиринт - институт формальный, жесткий, закрепленный законом. И чаще всего дискутируется судьба именно этих институтов, а относительно неформальных, мягких, не закрепленных законом институтов обычно не спорят. Хотя иногда спорят и по их поводу. Так, в конце XIX в. обсуждался вопрос, можно ли дамам ездить на велосипеде, не оскорбляет ли это общественную нравственность.

На самом деле институты не есть стенки. Институты не имеют физического смысла, они существуют исключительно в деятельности и через деятельность людей. Суд не состоится, если не пришел судья. Фондовая биржа не будет функционировать, если на торги никто не придет, что и имеет место сейчас1, когда никто не интересуется акциями наших предприятий (т.е. институт фондовой биржи формально существует, но не работает). Большинство людей действует в рамках института уголовного права, соблюдая закон. Меньшинство закон преступает, что приводит к печальным последствиям. Смысл института уголовного права в том, что абсолютное большинство знает: определенные вещи делать нельзя, иначе последует наказание. Так, человек не отнимает чужого, понимая, что его за кражу посадят в тюрьму.

Через институты человеку сообщается некая информация (например, о необходимости свернуть, ибо, если он пойдет прямо, то стукнется головой о стену). Институты сами по себе порождаются недостатком информации, стремлением людей сэкономить на приобретении и обработке оной. Представим ситуацию, в которой люди имеют огромное количество альтернатив поведения. Они будут пробовать действовать один раз, второй, третий и отбирать удавшиеся альтернативы. А в будущем их дети выберут те альтернативы поведения, которые привели их отцов к успеху. Как это бывает?

Скажем, есть болото, через которое хотят перебраться трое путников. Первый доходит до определенного места болота и тонет. Второй, вне всякого сомнения, дойдет до этого места тем же путем, обойдет его и утонет, уже преодолевая следующий коварный участок. Третий пойдет сначала по следам второго (т.е. он тоже обогнет место, где утонул первый путник), потом дойдет до места гибели второго, обогнет и это место, и, наконец, преодолеет болото. Тем же извилистым путем, каким шел третий, через болото, наверняка, пойдут пятый, шестой, десятый путники. И так будет продолжаться, пока не появится некий человек, который возьмет в руки орудие труда (шест), промеряет это болото и обнаружит более прямой путь. Иными словами, так будет продолжаться, пока не разовьется технология, которая поможет людям выпрямить путь (в данном случае технология приобретения информации, ибо шест является именно ею).

Таким образом возникает институт. Путь через болото есть институт, есть стереотип поведения. Он наследуется обычаем. Все люди знают, что через болото следует перебираться этим путем. Точно так же все люди знают, что прежде, чем идти охотиться на медведя, следует молиться богам и долгое время с дикими криками тыкать копьем в медведя, нарисованного на стене жилища. Если же этого не делать, то медведя не убить. Но даже если его без этого и удастся убить, это будет совершенно неправильно. И это тоже институт.

Возникновение подобных институтов обусловлено стремлением людей сэкономить усилия на приобретение и обработку информации. Чем большей информацией обладает человек, тем больше у него набор альтернатив, и, соответственно, с меньшей вероятностью он поступит неудачно. Действия человека - члена общества на 90-95 % стереотипны. Он их не обдумывает.

Всякий раз, когда обычному горожанину захочется хлеба, он не размышляет, где его взять. Он не отправляется ради этого просить милостыни на улицу; не идет пахать поле, чтобы потом его засеять; не копается в отбросах в надежде найти брошенный кем-то ломоть хлеба; не заходит во все магазины подряд, спрашивая, не торгуют ли здесь хлебом. Он идет прямиком в булочную, твердо зная, что по минимальной для себя цене - и информационной, и той реальной, которую он отдает за хлеб, - ему проще всего и дешевле всего купить хлеб там. Это институт, и это институциональное (или институциализированное) поведение. И данный институт будет работать до тех пор, пока в магазинах есть хлеб.

А если его там не станет, от нас потребуются огромные усилия, не чтобы его вырастить (до этого у нас - горожан - дело не дойдет), а чтобы его как-то достать. Тогда нам придется идти на рынок и смотреть, где больше домашнего фарфора и меньше домашнего хрусталя берут за этот самый хлеб. Возникнет такой же рынок, какой был у нас в периоды Гражданской и Отечественной войн. Как и прежде, мы станем менять на хлеб менее нужные вещи. Т.е. возникнет совершенно другой институт - институт свободного обмена.

Если же государство совсем рухнет, мы будем думать уже над другими технологиями. Наверное, мы будем думать, где найти десяток крепких парней, как с ними договориться о разделе добычи и как тренироваться, прежде чем совершить набег на соседний дом, в котором хлеб, по слухам, есть.

Наша жизнь состоит из ряда стереотипов. Свободный человек (назовем его Петр) обладает огромным количеством альтернатив поведения. В круге его альтернатив есть определенный сектор - зона жестких институтов, - где действия Петра будут законны и ограничены определенными рамками. А незаконные действия Петра (скажем, если он отнимет у кого-то что-то на улице, или ударит кого-то, или стащит доски с соседнего дачного участка) попадают в остальную часть круга.

Кстати, Петр не совершает незаконных действий не потому, что он хороший, а потому, что ему известно: если он выйдет из сектора законных действий, то будет наказан (ведь он - не вор-профессионал, воровать не умеет, поэтому его скорее всего поймают, осудят и посадят в тюрьму). Закон всегда основан не на самом насилии, а на угрозе его применения. Допустим, я боюсь брать взятки с абитуриентов за поступление в институт, потому что знаю: с 90-процентной вероятностью об этом сообщат компетентным органам, и меня арестуют. Но я не хочу садиться в тюрьму, а значит, не буду этого делать. Факта насилия в этом нет (меня никто не бьет по голове). Однако я знаю о большой вероятности того, что меня по ней ударят, если я совершу нехороший поступок, и поэтому отказываюсь его совершать. Это жесткий институт.

Наряду с жесткими институтами есть институты мягкие. Мягкий институт - это обычай, т.е. традиционно зафиксированный стереотип поведения, который разделяется многими или большинством в группе. Обычай не всегда совпадает с законом. Можно выделить зоны, где

- обычай совпадает с законом;

- обычай нейтрален по отношению к закону;

- обычай не совпадает с законом;

1) Обычай совпадает с законом. Общеизвестно, что у цивилизованных народов нет ни одного обычая, согласно которому убийство считалось бы хорошим поступком (в данном случае горцы с их обычаем кровной мести - исключение).

2) Обычай нейтрален по отношению к закону (т.е. он не противоречит закону, он просто охватывает такой круг поведения, о котором закон ничего не говорит). Это относится, скажем, к обычаю гостеприимства. Нет ни одного закона, который бы гласил: если ты попал к кому-то в гости, тебя обязаны напоить, накормить, а ты обязан все это съесть и выпить, иначе смертельно обидишь хозяина. Однако закон и не запрещает этого делать.

3) Обычай не совпадает с законом (т.е. он покрывает сферу деятельности, которую закон не разрешает).

В 1932 г. в СССР принимается Указ, по которому была возбуждена масса уголовных дел в отношении голодных крестьян, собиравших в поле оставшиеся после механизированной уборки урожая колоски. Крестьян осуждали на 5-10 лет (это называлось: получить срок “за колоски”). И в то же время большим тиражом выходит книжка народной детской писательницы А.Барто, где есть замечательное строки: “Папа мне принес с работы настоящую пилу”. И Главлит существует, и зверская цензура, и идеологический отдел ЦК каждую книжку утверждает, а все-таки этот пассаж пропускают - не колоски же! Ну, принес пролетарий домой пилу! Так, может, он ее сыну показать хотел?! Названные примеры относятся к обычаю что-то “нести” с производства. Некоторые производства с этим обычаем даже особенно не борются или борются специфическим образом. Например, все понимают, что отучить работника мясного комбината от того, чтобы он мясо домой носил, очень трудно. Поэтому ему выдают мясо, но в ограниченном количестве. К закону это никакого отношения не имеет. Ясно, что брать чужое законом запрещено. Однако руководство поневоле смиряется с этим обычаем и лишь стремится минимизировать потери.

Другой обычай - умыкание невест. Законом запрещено учинять насилие. Тем не менее, в некоторых местностях без соблюдения данного обычая нельзя жениться (иначе молодые будут опозорены). Еще обычай, характерный для США в 1950-ые гг.: если белый американец-южанин в своей лавке на Миссисипи обслужит негра, его за это не убьют, но другие белые к нему в лавку уже не пойдут.

Приведенные примеры относятся к зоне, где мягкие институты (обычаи) противоречат жестким (законам). И кстати, наиболее яркие примеры здесь дает борьба против расовой сегрегации в США. Но существует также зона, где действуют только жесткие институты (законы), а мягкие (обычаи) не действуют.

Например, очевидно, что налоги платить нужно, и все же многие стараются избежать этого. Однако сложившегося обычая, который осуждал бы тех, кто налоги платит, нет. Уплата или неуплата налогов воспринимается, как личное дело каждого. Не существует никаких мягких институтов, которые поддерживали бы неплательщиков налогов и наказывали бы плательщиков оных. Просто не все еще осознали необходимость уплаты налогов, у них нет соответствующей культуры, они не освоили пока этот институт.

Другой пример (менее связанный с Уголовным кодексом) – это поведение вкладчиков любой финансовой пирамиды - людей, несведущих в законах, необученных ими пользоваться. Тот, кто обладает экономической культурой, при желании купит акции на фондовом рынке, но не будет вкладывать деньги в финансовую пирамиду. А тот, кто вкладывает в нее, должен четко понимать возможность проигрыша. К сожалению, массовое поведение пока не соответствует действующему у нас законодательству. Люди по-прежнему верят рекламе, которая появляется на экране телевизора. Так произошло с вкладчиками “МММ”, так произошло и с вкладчиками “Гермес-финанс”. Последнюю компанию рекламировал толстомордый мужик, ласково рассказывая, что они имеют дело с нефтью, а она только дорожает, и вообще она - наше богатство, поэтому к ним можно вкладывать деньги совершенно безопасно, а он построит квартиру каждому вкладчику. У этого мужика не было ничего - никаких связей с нефтяными компаниями, никаких доходов. Он просто врал, но врал настолько аккуратно, что его оказалось невозможно притянуть к суду, когда он собрал деньги и исчез.

Давайте посмотрим, как ведет себя наш человек Петр в жизни. В зоне жестких институтов формально он может выбирать траекторию своего поведения, но реально он так не делает. Он следует неким стереотипам, сужая тем самым свой выбор до определенного набора траекторий. Уже говорилось, что 90 % наших действий стереотипны. У обычного человека нет времени задумываться над вопросами, как добыть хлеб, как добраться до работы, как разместить деньги. Он крайне редко “выламывается” из ряда существующих институтов. В подавляющем большинстве случаев он поступает так, как предложено, как поступают люди вокруг него, или как его учили. Т.е. сфера экономической жизни и деятельности оказывается только на 1/10 зоной свободного выбора, а на 9/10 зоной следования определенным наборам инструкций. И это вполне естественно, ибо, расширь мы зону свободного выбора хотя бы вдвое (до 20 %), наша психика этого бы не выдержала. Именно сумасшедшим присуще задумываться над тем, над чем нормальные люди не задумываются, но, к сожалению, лишь в 1-3 % случаев сумасшедшие оказываются гениями.

2. СООТНОШЕНИЕ ИНСТИТУТОВ И ОРГАНИЗАЦИЙ.

Как институты (эти рамки поведения) соотносятся с организациями? Фирма - это институт или организация? Это и то, и другое. Суд - это институт или организация? Это все-таки больше институт, чем организация. Контракт - это институт или организация? Это институт, а не организация, здесь в лучшем случае сталкиваются две организации. А что такое организация, но не институт, т.е. организация не институциализированная, которой не соответствует какой-либо институт?

Фирма (как и футбольная команда, как и фондовая биржа) есть и организация, и институт, потому что существуют правила ее создания. Обычно организация - это как бы некая скорлупа, которая уже есть в наличии. Например, на последней странице журналов “Эксперт”, “КоммерсантЪ-Weekly” размещены объявления о продаже фирм. Но подразумевают они продажу не фирмы как таковой, а готовой институциональной формы для нее, чтобы желающий создать фирму не тратил времени на освоение вопроса, как ему это сделать, а просто купил имеющуюся скорлупу для фирмы.

Однако бывает, что какая-то организация создается впервые, и тогда она не вкладывается в заранее заготовленную форму некого института. Например, подобное имело место, когда возникали первые тресты и синдикаты. Тот же картель первоначально институтом не являлся. Это было просто объединение ряда фирм с целью контроля рынка сбыта сахара. Постепенно действия сахарных фирм, которые объединились ради контроля рынка сбыта сахара, становились широко известны. Они обсуждались в печати, их обсуждали между собой предприниматели. Было уже известно, что такое объединение позволяет не допускать на рынок чужаков и получать на 20-40 % больше прибыли. Была уже известна форма, позволяющая это сделать, и известен результат. И все начали формировать картельные соглашения и отраслевые синдикаты. Т.е. возник институт - картель (он получил имя).

Другой пример: в романе Г.Гессе “Игра в бисер” описывается развитие института абсолютно несуществующей деятельности.

Предположим, что мы на добровольных началах собрали общество по глядению в потолок (глядя в него, мы постепенно начинаем медитировать). Мы учредили некоторые правила приема в эту организацию. Поскольку предполагается, что потолок есть только в этой комнате, а идея, между тем, становится популярна, у нас появляются некие регуляторы. Так, если мы не хотим допускать туда некоего Петрова (он нам не нравится), мы в состоянии это сделать. Наше общество - уже институт или еще нет? Когда оно станет институтом?

Организация есть деятельность группы людей, преследующих определенную цель. Обычно в рамках определенного института неинституциализированная форма деятельности существует очень недолго. Она разовая, одномоментная. Если же групповая коллективная форма деятельности задержалась надолго, она уже выучена и наследуется. Если мы два-три-пять дней приходим, чтобы глядеть в потолок, то эта форма деятельности наследуется. Тогда возникают некоторые правила (пусть внутренние для нашей узкой группы), некоторые ограничительные рамки нашей деятельности, и, таким образом, наша организация превращается в институт.

Неинституциализированной может быть только совместная деятельность, когда люди собрались единожды и разошлись. Они ни о чем друг с другом предварительно не договариваются, а просто собираются вместе, охваченные единым порывом. Например, люди выходят на улицу и воют на луну, каждый раз выходят, а потом расходятся. Решение выйти на улицу и выть на луну (или вкладывать деньги в ту или иную компанию; или бросить город и ехать в деревню копать картошку) может быть внутренним решением каждого, но чаще всего оно инспирировано чем-то извне. Скажем, чтобы в Москве инспирировать неинституциализированную организацию, типа стихийной демонстрации, достаточно запретить продажу водки. И мы сразу увидим организацию массового действия без всякой институциональной формы. Цель есть, и она осознается каждым. И тут же рисуются более-менее похожие транспаранты: “Ельцина в отставку!” и “Лужков, отдай водку!” (первый - потому что на всякой демонстрации трубят об этом; второй - уже специфический, в нем раскрывается цель данной демонстрации).

То, о чем мы сейчас говорим, - вещи очень сложные. Первый институционалист Джон Коммонс вообще институты называл коллективными действиями, образующими рамки для действий индивидуальных. Т.е. он смешивал понятия “институт” и “организация”. Последующие институционалисты отделили коллективные действия от института и называют их организацией (так, например, делает Дуглас Норт).

3. ФОРМЫ ОРГАНИЗАЦИИ.

В истории известны три формы организации совместной деятельности людей ради общей цели:

- община;

- корпорация;

- ассоциация.

Подчеркиваю, речь идет не об институтах, а именно об организациях. Институциональное оформление последних может быть различно. Община всегда оформлена мягким институтом; корпорация - как правило, жестким, но иногда и мягким (как, например, воровская корпорация); ассоциация - и мягким, и жестким.

1) ОБЩИНА.

Община - это форма организации, при которой некоторое ограниченное число индивидов или над-индивидов (может быть община, построенная из фирм) объединяется, чтобы достичь единой цели. У каждого из членов общины одна и та же цель и один и тот же уровень реализации этой цели. Община, как правило, организуется равными участниками, одинаковыми по своим имущественным и производственным возможностям и, самое главное, полностью совпадающими по своей функции потребительских предпочтений (или по производственным изоквантам).

Община построена на отношениях взаимной помощи, когда каждый помогает другим в реализации одной и той же цели. Общины существуют в истории издревле. Как правило, они базируются на натуральном производстве, которому свойственна очень высокая степень неопределенности результатов. Но на самом деле, любая ситуация, когда группа равных участников преследует некоторую цель во враждебном окружении, при высоком уровне внешней неопределенности, очень часто ведет к созданию общины при выполнении ряда условий. Каковы эти условия?

Это непосредственная реализация интересов каждого. Член общины никому не делегируют соблюдение своих интересов. Он сам следит, чтобы другой член общины не выделялся и был таким же, как он. Указанные отношения находят отражение в идеологии уравнивания - идеологии примитивного коммунизма. Выживание нашей общины основано на том, что мы, ее члены, уравниваемся, распределяем на всех равномерно природную или внешнюю случайность, осуществляем взаимное страхование. И, повторяю, каждый из членов общины непосредственно на себя возлагает и реализацию своих интересов, и контроль за этой реализацией. Он никому ничего не передоверяет. Как только начинается передоверение кому-то чего-то, община распадается. А пока существует внутренний контроль, пока круг участников ограничен, пока участники обладают достаточно полной информацией об интересах и поведении друг друга внутри общины, община существует. Итак, общине присуща если не полная (таковой в природе вообще не бывает), то относительно полная внутренняя информация о поведении ее членов и минимальная информация о внешних событиях. Иными словами, в общине очень велики и степень внутренней определенности, и степень внешней неопределенности.

Так были устроены первобытная и христианская общины. Институт общины был необычайно удобен для феодальной или полуфеодальной эксплуатации. А классический пример общины в XX в. - колхоз, т.е. община стала неким фундаментом и советского строя. Она выжила столь долго по очень простой причине: благодаря присущей общине круговой поруке, это была идеальная форма управления. Члены общины сами управляли друг другом, ими не надо было управлять извне. Например, из центра колхозу только сообщали объем урожая, который тот должен сдать государству, а уж сами колхозники решали, как им поделить оставшийся урожай между собой и выжить. Таким образом, проблема выживания являлась проблемой самих колхозников, а не руководителей области или района.

Интересно, что семья по своей сути близка к общине, однако в ней действует совершенно другой механизм. У семьи другие цели - выживание и воспроизводство человека. Вследствие этого основными отношениями становятся отношения между поколениями. Семья - отдельный и очень интересный раздел экономики, в котором изучается, в частности, экономика поколений и типы взаимоотношений в семье, связанные с этим.

Община может существовать не только на селе, но и в городе. В сфере потребления это, например, - организованный на общинном принципе кооперативный поселок, кондоминиум. Между прочим, когда в таком кондоминиуме оказываются люди с качественно разным доходом, возникают внутренние конфликты. Скажем, некто получил наследство и купил квартиру в богатом доме, где 1 кв. м стоит 2000 $. Вскоре ему сообщают, что он должен ежегодно отдавать в кондоминиум 20000 $ на содержание охраны, на обустройство зимнего сада и уход за ним и пр., и пр. Он отказывается, ибо у него таких денег нет. “Тогда зачем же ты купил здесь квартиру?” - изумляются соседи и устраивают ему обструкцию, вынуждая продавать квартиру. Т.е. кондоминиум работает эффективно, если его члены имеют относительно равный достаток. Тогда это - реальная община, тогда члены кондоминиума могут друг друга страховать, они чувствуют свое равенство с другими членами кондоминиума.

Что касается сферы производства, то здесь примером общины являются цеха. Цеховой строй существовал в европейских средневековых городах, но во многом сохранился и поныне. Так, и сегодня кое-где действует ограничение на число работников, которых предприниматель может нанять, потому что большее их число подорвет благосостояние других предпринимателей в данной отрасли. Это тоже некая система коллективного выживания, коллективной страховки. Но в каждом случае она основана на том, что у людей определенного круга примерно одинаковый имущественный статус и цели, что дает возможность предсказать их реакцию, их поведение. А как только их имущественный статус начинает разниться, община распадается, она не может существовать. Вообще в наше время община не является устойчивым институтом.

Отношения предприятий в первые годы после гайдаровской реформы практически были общинными. Система неплатежей между предприятиями примерно с 1995 г. стала способом ухода предприятий от налогообложения. Но в 1991-94 гг. эта система неплатежей была просто системой взаимной поддержки, взаимной страховки директоров предприятий. Они поставляли друг другу необходимую продукцию без оплаты в виде практически безвозвратного кредита, рассчитывая, что при необходимости получат то же самое от других директоров, входящих в их круг. И эта система работала. Правда, она же привела к тому странному положению дел в российской экономике, когда взаимные долги предприятий в 3-4 раза превышают ВНП.

Возникновение по сути общинных отношений между предприятиями стало возможно потому, что предприятия не опасались друг друга. Они хорошо знали, на что каждое из них способно. Ведь понятно, скажем, что вагоностроительный завод не может “сожрать” железную дорогу - у него для этого нет финансовых средств. А вот между крупными банками и предприятиями общинные отношения не возникли, ибо предприятия понимали, что у банков возможности их “сожрать” есть. Между ними возникли скорее кабальные отношения.

Следует подчеркнуть, что общинная форма организации не связана, как утверждают марксисты, только с первобытнообщинным или феодальным строем. Например, профсоюзы (тред-юнионы), возникшие уже при капитализме, первоначально были организованы по цеховому принципу. Они боролись прежде всего за сохранение рабочих мест и цен на рынке труда, т.е. преследовали цели скорее общинные, нежели корпоративные.

2) КОРПОРАЦИЯ.

Чем корпорация отличается от общины? Во-первых, она больше. Во-вторых, она построена не на взаимной помощи (reciprocity), как община, а на перераспределении дохода (redistribution).

Примером корпорации служит город-государство. Феодальный строй был целиком корпоративен. Он основывался на том, что легитимному лидеру человек делегировал свою свободу и свои права, делегируя тем самым реализацию своих целей, и далее развивался не как свободный и равноправный член общины, а как член некой корпорации.

Корпорацией по своему внутреннему строению является фирма, если рассматривать ее, как совокупность контрактов не только между собственниками, но и между собственниками и наемными работниками. А если это крупная фирма с большим числом наемных работников, корпоративные отношения возникают уже внутри них самих. Они делегируют свои интересы фирме, нанимаясь в нее. Они пытаются продвинуться по служебной лестнице к вершине пирамиды, каковую представляет собой корпорация. Т.е. наряду с целью получать зарплату и увеличивать благосостояния, у них возникает еще и внутренняя цель - продвигаться и расширять свое влияние внутри той корпорации, в которую они включены.

Самой крупной корпорацией из когда-либо существовавших в мире была советская система во главе с КПСС. Любой гражданин СССР входил в нее и пытался в ней как-то продвинуться. Еще будучи октябренком, человек уже приносил ей клятву верности. Он полностью делегировал этой большой корпорации свои цели, т.е. сдавал свои интересы, уверенный, что она его не оставит, что даже в качестве младшего члена корпорации он сможет выжить.

Все упомянутые формы организации - община, корпорация и ассоциация - сами по себе не являются абсолютно хорошими или плохими. В конкретных обстоятельствах любая из них может быть либо развивающим, либо тормозящим фактором. На фоне общины, не обладающей потенциалом развития, корпорация, когда она возникла, представляла могучий механизм концентрации излишних ресурсов в одном месте и развития за счет них. Но корпорация всегда борется с каким-то внешним врагом. А если она превращается в нечто единственное, уникальное (как это происходит в тоталитарном государстве), обычно она становится экономически неэффективной.

Члены корпорации (в отличие от членов общины) не осуществляют свои интересы сами, они делегируют их осуществление кому-то вышестоящему, корпорации в целом. В корпорации индивидуальное не равно коллективному, оно полностью или в значительной степени поглощается коллективным. Причем это поглощение происходит и сообразно существующим обычаям и традициям страны, и противно этим обычаям и традициям.

Наконец, если община связана с наглядностью информации и относительной ее полнотой внутри своего круга, то корпорация связана с утратой ее членами всей информации, с отсутствием возможности осуществления и делегирования контроля. Человек вынужден доверять корпорации свои интересы, но сам он их уже не видит, не улавливает в этом большом контексте. Информационные связи в корпорации неявно разорваны. Поэтому корпоративная организация основана на очень тщательно проработанных процедурах. Всяческие уставы и прочие документы, предписывающие, как себя вести внутри корпорации, приобретают очень важное значение. Корпорации без процедур не существует, как не существует корпорации и без иерархии.

Примеры экономически эффективных корпораций дает современная Япония. Там очень высок уровень корпоративного поведения. Такое поведение вошло в мягкие институты (т.е. в обычай). Японцу, поступившему на работу в какую-то фирму, свойственно думать не о своей зарплате, а о выживании фирмы, а фирма, в свою очередь, заботится о нем. Японские предприниматели смогли вовлечь массу мелких работников в решение стратегических проблем фирмы, заставили их заботиться о фирме и резко снизили уровень отлынивания от работы. На этом основан успех японской экономики.

Рассмотрим японскую и американскую фирмы, которые организованы практически одинаково. И та, и другая - большие корпорации (10- или 20-тысячные). У них есть свои корпоративные принципы, культура, некие внутренние законы, по которым человек, вступающий в эту корпорацию, соглашается жить. Чем же они отличаются? Япония - это Восток, а США - Запад, и жители этих стран отличаются разным уровнем индивидуализма. Японские и американские мягкие институты демонстрируют совершенно разный уровень индивидуальной лояльности корпорации, в которую человек вступил. Причем это утверждение справедливо в отношении сотрудника любого звена - и высшего, и среднего, и низшего.

В Японии (и вообще на Востоке) сотрудник корпорации будет пытаться развиваться внутри этой корпорации, не ориентируясь на то, что он перейдет со временем в другую. Переход в другую корпорацию очень тяжел. Он ставит на человеке клеймо изменника, отступника, хотя сейчас это, наверное, уже не так жестко. Тем не менее, для японца уйти из своей фирмы и развестись с женой - примерно одно и то же. А в США человек, который постоянно переходит из одной корпорации в другую, рассылает свои Curriculum Vitae по разным фирмам, ищет новые business opportunities, воспринимается совершенно нормально. Да, когда он работает в некой корпорации, он ей лоялен. Но он все время ищет, где лучше. Он защищает свое Я, он вне корпорации, он ближе на самом деле к ассоциации. По своему поведению это - ассоциативный человек, который действует в корпорации.

Т.е. на Востоке корпоративные люди находятся внутри корпорации и действуют в ней. А на Западе ассоциативные люди (люди более свободные, люди гражданского общества) попадают в корпорацию и действуют в ней. Степень лояльности менеджеров своей корпорации в Японии и в США совершенно различна. Точно так же совершенно различна и степень обособленности внутри корпорации. В восточных корпорациях крайне редки открытые конфликты, а для западных корпораций это обычное дело. В американских корпорациях, например, очень часто бушуют конфликты.

Восточная и западная модели корпорации имеют свои плюсы и минусы. Скажем, по качеству продукции в массовом производстве японцы очень долго выигрывали у американцев. Но в области инноваций в научно-технических и конструкторских разработках западный стиль поведения, западное отношение к своему Я дает больше преимуществ. И на современном этапе корпорации американского типа начинают медленно, но верно выигрывать у корпораций восточных.

3) АССОЦИАЦИЯ.

Исторически ассоциация - третья форма организации совместной деятельности людей. Ассоциация есть объединение свободных людей, делегирующих в эту организацию не все свои интересы (в отличие от общины или корпорации), а только часть их. Т.е. ассоциация не поглощает всего человека (или всю фирму) целиком. Человек сохраняет контроль над своими действиями, хотя иногда и неполностью контролирует действия ассоциации. Он может быть включен в неограниченное число ассоциаций. Предполагается, что человек имеет достаточно высокий уровень образования, экономической и политической культуры, чтобы выбирать между ассоциациями и решать, входить ли ему в какие-то из них, или нет. Ассоциативный тип связи - добровольный. Из ассоциации легко выйти, легко поменять ее на другую ассоциацию. Условно говоря, ассоциация есть организация, не имеющая для человека обязательного характера.

Например, вхождение человека в футбольную команду - это вхождение в ассоциацию. В современном мире даже между политической партией и членом этой партии возможен ассоциативный тип связи. Он может быть ее членом, ходить на собрания, но вовсе не отождествлять с ней все свои жизненные интересы.

Вопрос, какого рода связи и организации будут восприниматься человеком в качестве корпоративных, а какого рода - в качестве ассоциативных, нуждается в отдельном обсуждении. Если человек получает весь свой доход или основную его часть, работая в определенной фирме, он будет относиться к ней, как к корпорации. Он слишком от нее зависит и зачастую вынужден идти на компромиссы, чтобы в корпорации остаться. Но будучи членом ассоциации, он может не идти на компромиссы, а просто покинуть ассоциацию, если она ему не нравится.

Современный человек, вступая в жилищный кондоминиум, входит в определенную общинную организацию (ведь из кондоминиума тяжело выйти, т.е. это его решение в определенной степени безвозвратно). Когда он нанимается на работу, то обычно все-таки входит в корпорацию. Когда же он становится членом политической партии, то рассматривает ее, как ассоциацию (не понравилась ему физиономия ведущего партсобрание, не будет он к ним ходить). Точно так же он расценивает любого рода добровольные общества, общества по интересам. А если современный человек работает на рынке, то он может быть связан и общинными, и корпоративными, и ассоциативными связями. Это зависит от типа самого рынка.

Общинным является только организованный рынок, на котором все равны, и контроль практически полный. Соответственно, человек, работающий на организованном рынке (например, на сырьевой или фондовой бирже), связан общинными отношениями.

Примером корпоративного рынка является колхозный рынок. Скажем, ты, колхозник, привез продавать в Москву картофель. Ты видишь, что на рынке все продают его по 1 руб. 20 коп. за килограмм. Тогда ты начинаешь продавать его по 1 руб. 10 коп. (это рациональное экономическое действие). Тут к тебе подходят двое “лиц кавказкой национальности” и говорят: “Дарагой, чего нызкий цен дэржишь? Обижаешь нас совсэм”! Потом заводят они тебя за угол и “отметеливают”, как следует. И ты вынужден подчиниться некой силе, делегировать ей свои интересы, хотя тебе выгоднее продать свой картофель по 1 руб. 10 коп., а не по 1 руб. 20 коп. Это корпоративный рынок, контролируемый внешним образом, где ты сам теряешь свободу, но не приобретаешь возможности контроля. Такое бывает очень часто. Участники этого рынка входят в некую корпорацию, возглавляемую человеком, который носит деньги не лично мэру, но префекту точно.

Существует и рынок, организованный, как ассоциация, что подразумевает некий уровень необязательности, свободы выхода с такого рынка. Классический пример ассоциативного рынка - любой товарный рынок, если только вы в него не записаны, а просто выходите и торгуете на нем. Как потребитель, вы также имеете ассоциативную связь с любым товарным рынком, поскольку он для вас - не основной источник дохода. Скажем, вы пришли на рынок купить пылесос, рынок вам не понравился, и вы оттуда уходите, считая возможным для себя отказаться от запланированной покупки. У вас с этим рынком ассоциативный тип связи, ассоциативный тип отношений.

Следует отметить, что ассоциативный тип отношений является господствующим в рыночной экономике. Свободный рынок основан на необязательном типе связи между людьми, подразумевающем свободу выбора партнера и критический подход к чужим действиям. При этом, осуществляя выбор, индивиды жестко преследует собственные интересы. Открытие, которое здесь совершает институциональная экономика, состоит не в том, что ассоциация соответствует рыночной экономике, а в том, что сама нынешняя рыночная экономика полна организаций, и она не может существовать также без корпоративных или общинных организаций. И во многом поведение людей на рынке - не результат их свободного самоопределения на основе той или иной оценки собственных интересов. Поведение людей определяют именно организации, основанные на корпоративном или общинном типе связи.

4. ОСНОВНЫЕ ЧЕРТЫ ИНСТИТУТОВ.

Если следовать определению Д.Норта (а оно, на мой взгляд, самое красивое), институты уменьшают неопределенность выбора в экономике в условиях явного недостатка информации. Недостаток информации ведет к неопределенности выбора, к очень большим затратам трудовых и иных ресурсов, чтобы такой выбор сделать. А институты помогают человеку экономить ресурсы в ситуации выбора, показывая некий путь, уже пройденный до него другими. Каковы основные черты институтов?

1) Институты выполняют главную задачу экономической теории - обеспечивают предсказуемость результатов определенной совокупности действий (т.е. социальной реакции на эти действия) и таким образом привносят в экономическую деятельность устойчивость. Тот или иной институт предполагает, что, пойдя в некое место, вы с высокой степенью вероятности получите там то, что искали, затратив некие виды ресурсов, также известные вам заранее.

Скажем, вы затратите, пойдя в магазин, определенное количество денег и получите скорее всего товар, который удовлетворяет тем или иным вашим потребностям. Это рыночной институт. Другой пример: направляясь в банк, вы четко знаете, что затратите определенное время на идентификацию ваших доходов, после чего получите в свое распоряжение ту или иную сумму. Это кредитный институт.

2) Институты наследуются, благодаря свойственному им процессу обучения. Обучением может заниматься специализированная организация (так это обычно и бывает). Но обучение может идти и на уровне “learning by doing”, когда люди в ходе работы следят за действиями их более опытных коллег и делают так же, как они.

3) Институтам присуща система стимулов, без которой они существовать не могут. Института просто нет, если нет системы стимулов позитивных (вознаграждения за следование определенным правилам) и негативных (наказания, которого люди ожидают за нарушение определенных правил).

4) Институты обеспечивают свободу и безопасность действий индивида в определенных рамках, что исключительно высоко ценится экономическими агентами. Есть большая институциональная рамка - рамка N 1, в пределах которой ты свободен в действиях и тебя не накажет закон. И есть рамка N 2, в пределах которой ты свободен в действиях и тебя не накажет общественное мнение.

Способ наказания, характерный для мягких институтов, - остракизм. Это защитный механизм, свойственный каждой общине. Изначально он был крайне неприятной процедурой. В древних Афинах остракизм обеспечивал выравнивание городской общины, и на это община тратила очень много усилий. Афиняне страшно боялись, что кто-нибудь из их богатых, известных, обладающих большим влиянием сограждан использует свое могущество и станет царем, подмяв под себя общину. Поэтому они изгоняли их из Афин.

Остракизм в современной жизни - это игнорирование человека. Например, повторю, в 50-ые гг. нынешнего века в США белый южанин не обслуживал в своей лавке негра, зная, что, сделай он это, никаких незаконных действий против него не предпримут, но ни один контрагент больше с ним сделок не заключит, реализуя таким образом свою свободу. Игнорирование - самое страшное в экономической жизни. И если закон еще можно обойти, то обойти такого типа наказание, как остракизм, следующее из мягкого института, практически невозможно.

5) Институты сокращают трансакционные затраты (т.е. затраты на поиск информации, ее обработку, оценку и специфическую защиту того или иного контракта) точно так же, как технологии сокращают производственные затраты.

Если экономический агент действует в системе, где государства нет (как это было на диком Западе), или оно слабо (как сейчас у нас), то он вынужден нанимать каких-то людей, которые путем насилия или угрозы насилия заставят контрагента выполнить контракт. Ясно, что это дорого. Кроме того, зачастую в наших условиях он навсегда попадает под бандитскую “крышу” (корпорация, к которой он обращается за помощью, в результате поглощает его самого).

Если же экономический агент действует в системе, где есть сильное государство, то оно защищает его интересы. Он просто обращается в суд и с относительно небольшими судебными издержками выигрывает дело. Таким образом, он экономит очень большие трансакционные издержки на наем какой-то альтернативной принудительной силы.

5. ИНЕРЦИОННЫЙ ХАРАКТЕР ИНСТИТУЦИОНАЛЬНОЙ ДИНАМИКИ И ЕГО ПРИЧИНЫ.

Почему культурная дивергенция происходит так же быстро, как конвергенция? Почему, например, в Японии и в США абсолютно различны институты мягкие, да и жесткие институты несколько отличаются? Почему практически одни и те же экономические трансакции регулируются абсолютно разными институтами в разных странах и имеют разную эффективность? Было бы понятно, если бы совершенно разные институты сходились к одному институту, потому что более эффективные институты, казалось бы, должны вытеснять менее эффективные. Но получается наоборот: все исходит из общинных форм, очень похожих везде, а потом на уровне корпоративных отношений, на уровне развитого рынка возникают все более и более разнообразные институты, формируются различные нации, формируется совершенно неповторимый набор институтов. Почему это происходит? И как это увязать с основным постулатом экономической теории - постулатом эффективности, согласно которому в каждом случае человек пытается максимизировать свое удовлетворение, свой доход и выбирает технологии институтов, исходя из принципа оптимизации, т.е. стремится достичь, по возможности, максимума целей, затратив, по возможности, минимум ресурсов? Чтобы ответить на эти вопросы, нам придется вернуться к идее предпосылок, к методологии экономического анализа и внести туда по крайней мере еще одну коррективу.

Обычно говорят, что целью экономического поведения человека является достижение максимальной эффективности. Рискну все-таки предположить, что это частный случай, что целью экономического поведения человека прежде всего является выживание, а не эффективность. Т.е. для начала человек должен обеспечить свое выживание. И очень долгое время, пока существовало натуральное производство, привязанное к естественным процессам, так и было. Ситуация изменилась, лишь когда экономический рост стал реальностью. Однако период бурного накопления производственного потенциала занимает менее 500 лет, а минимум 20000 лет люди ориентировались скорее на простое воспроизводство того, что у них было, нежели на решительное расширение своих возможностей. Повышение эффективности распределения ресурсов, повышение уровня удовлетворения своих потребностей в начальный период развития человечества было редкостью.

Отсюда это молчаливое следование достаточно извилистыми путями, которые доказали свою устойчивость, некритическое отношение ко многим институтам. Ведь в условиях, когда человек знает мало, он контролирует себя и свою среду на относительно узком отрезке. По мере расширения круга явлений, в которые он вовлекается, он начинает постоянно ощущать, что у него нет сил и ментальных возможностей оценивать их каждый раз заново. Поэтому он следует определенным обычаям, законам, относясь к этим институтам некритически. А ломает он их не тогда, когда видит для себя какие-то возможности иметь на 20 % больше, а тогда, когда уже не может выживать в их рамках. Это совершенно другой критерий.

Если бы человек каждый раз вел себя, как ЭВМ, и постоянно менял свои институты, он не смог бы существовать, ибо объем информации, которую он в таком случае должен был бы через себя пропускать, стократно превосходит его ментальные возможности. Человек просто вынужден следовать рутине. Для него это оптимальный способ существования, он жить по-иному не может, но до тех пор, пока рутина явно не мешает его выживанию. Все революции (т.е. ломка жестких институтов) возникали не потому, что люди, жившие хорошо, хотели жить еще лучше, а потому, что люди начинали страдать от существующих институтов. Итак, очень медленный, инерционный характер институциональной динамики и чрезвычайное разнообразие существующих сегодня институтов объясняется, во-первых, тем, что человеку тяжело менять институциональную среду, к которой он привык. Для него это связано с огромными затратами.

Во-вторых, как только возникает корпорация, разделение на тех, кто управляет, и тех, кем управляют, сами институты начинают монополизироваться узкой группой лиц, которые используют их в своих интересах. И шаманы, кормившиеся подаяниями, кои их соплеменники приносили богам, и требовавшие увеличить эти подаяния под угрозой небесных кар; и египетские жрецы, ведавшие регулированием разлива Нила; и чиновники, увеличивающие свой аппарат в средневековом городе - все они паразитировали на тех или иных институтах. Подобного рода группы, монополизирующие определенные институты в свою пользу, характеризуют классовое общество. Так считают институционалисты. И именно в этом состоит главное отличие институционалистов от марксистов, которые (по крайней мере, вульгарные марксисты) считают, что монополизировать можно только средства производства, но не институты. Поэтому, с точки зрения марксистов, т.н. “азиатский” способ производства, вокруг которого шли долгие споры, не является чем-то отдельным в истории человечества.

При “азиатском” способе производства, как известно, ни у кого нет частной собственности, но есть собственность самой корпорации, и по мере того, как человек занимает все более и более высокую ступеньку в этой корпорации, он начинает пользоваться все большими и большими благами. Т.е. правящий класс организован по типу партии, когда руководство контролирует систему институтов общества и использует ее в своих интересах. Длится это, пока положение низов корпорации не начнет явно ухудшаться из-за уменьшения ресурсов. Хотя зачастую институты сами закрепляют неэффективность, диспропорциональность в использовании ресурсов, и такое положение воспроизводится веками, а иногда и тысячелетиями, если это позволяют внешние условия, состояние технологии производства и натуральных ресурсов.

Как только объем имеющихся в наличии ресурсов резко падает (а обычно это связано с естественными процессами), институциональная система общества ломается. Общинный строй чаще всего рушился из-за перенаселения, приводящего к изменению соотношения между теми ресурсами, которые человек может использовать для своего выживания, и теми ресурсами, которые человек может использовать для роскоши. Например, разрушение общины и возникновение классового общества в Древнем Египте было связано с тем, что огромная цветущая северная часть африканского континента, где общинно жила масса людей, примерно за 5000 лет превратилась в пустыню Сахара. Вследствие этого, все население сдвинулось к дельте Нила и было просто вынуждено перейти к новой технологии и искать тех, кто бы регулировал водоснабжение (ими стали жрецы). По аналогичной причине возникло классовое общество и у шумеров в Междуречье. Переход от рабовладельческого строя к феодальному и от феодального к капиталистическому опять-таки был обусловлен достаточно резким увеличением народонаселения. Оно уже не могло существовать на слабом аграрном базисе. Нужны были новые производственные технологии, а старые институты не могли их обеспечить.

Т.е. вся институциональная динамика, как правило, связана не с тем, что люди сознательно ищут и выбирают более эффективный институт вместо менее эффективного. Люди будут мириться с существующим институтом, если только их благосостояние решительным образом не падает. Причина необычайной устойчивости институтов кроется в том, что поведение людей в массовом порядке далеко от рациональности, на взгляд стороннего наблюдателя, но абсолютно рационально, на взгляд самих этих людей. Ведь отдельный человек, следуя заведенным правилам, пусть неэффективным, тратит на это, скажем, 30 % своего дохода (у него эту часть отбирает феодал или государство). Если же он выступит с оружием в руках против существующего строя, у него возможны куда большие затраты. Степень риска в этом случае он совсем не может просчитать. Любой крупный институциональный сдвиг - это период огромной неуверенности.

Например, у нас сейчас наступил такой период. Дело в том, что коммунистический или псевдокоммунистический строй мог существовать нормально только на заре коммунистической эпохи. Этот строй крайне неэффективно использовал ресурсы. Соревнование огромной корпорации “СССР” с Западом привело нашу экономику к краху, все население стало жить ощутимо хуже. В конце 1980-ых - начале 1990-ых гг. на прилавках просто ничего не было. Разразился тяжелейший экономический кризис. КПСС не смогла при всей своей опытности удержать власть именно потому, что резко ухудшилось благосостояние каждого отдельного человека. Старые институты перестали обеспечивать определенную прогнозируемость того, что с каждым человеком будет завтра. У людей исчез стимул накопления - не для чего стало стараться хорошо работать и копить деньги, так как полки магазинов опустели. И тогда произошла институциональная встряска.

6. ЕЩЕ О ЖЕСТКИХ И МЯГКИХ ИНСТИТУТАХ.

И жесткий, и (особенно) мягкий институты достаточно успешно обеспечивают определенный уровень прогнозируемости поведения контрагентов, гарантируют, что те будут действовать известным образом. Это прекрасно иллюстрирует следующий анекдот.

Возвращается Василий Иванович из Англии. Встречает его Петька. И вот подъезжает один лимузин, следом другой, выходит Василий Иванович во фраке, в цилиндре, сигару курит, весь в перстнях. Петька подскакивает к нему:

- Василий Иваныч, откуда ты такой? Как это у тебя получилось?

- Да я, Петька, неожиданно разбогател. Как приехали мы в Англию, повели меня в клуб. Ну, сел я в карты играть. Мой партнер говорит: “Три короля”. Я ему: “Покажи”! А он: “Джентльмены, Василий Иванович, верят друг другу на слово”. Тут, Петька, мне карта и поперла!

Обратимся к другому примеру. Благотворительный фонд - неприбыльная организация, которая имеет определенную цель и только ради нее существует. Например, это может быть Фонд поддержки Высшей Школы Экономики или Национальный фонд спорта. Поскольку такой фонд преследует исключительно цели некоммерческие, он освобождается от некоторых налогов, чтобы люди вкладывали в него деньги.

Однако в США существует примерно 200 довольно крупных благотворительных фондов (foundation), которые не пользуются никакими особыми преимуществами. Своим основанием они обязаны тому, что избыточно богатые американцы решили увековечить свои имена в истории. Так были учреждены фонды Карнеги, Рокфеллера, Форда и других. В эти фонды деньги вкладываются обычным образом и приносят прибыль, но прибыль (за исключением некоторой нормы капитализации) идет на финансирование благотворительных проектов.

А в Нидерландах при населении 15 млн. человек таких фондов (stichting) около 600000. Их там больше, чем предприятий. Любят голландцы основывать фонды, это их национальная черта. Например, какой-нибудь господин основывает фонд поддержки своих внуков, в котором накапливается определенная сумма на радость наследникам. Эти фонды в Нидерландах пользуются режимом налогового благоприятствования - они освобождены примерно от 60 % налогов.

Казалось бы, любой может зарегистрировать свое предприятие, как фонд, и не платить налогов. Тем не менее, голландцы не считают это для себя возможным. По их представлениям, фонд и предприятие - совсем разные вещи. Кстати, в Нидерландах и самая высокая доля неоформляемых сделок, когда люди встречаются, ударяют по рукам и расходятся, не подписывая никакого формального договора, что естественно только между своими. А вообще в Северной Европе доля неоформляемых сделок - 60-70 %.

Такой высокий уровень доверия в экономике, главным образом, связан с тем, что Нидерланды - маленькая страна (ее можно из конца в конец проехать на машине за 3 часа) с компактно проживающим относительно однородным населением. Обмани голландец, и он не сможет больше жить на родине. Ему негде будет спрятаться, и он вынужден будет эмигрировать. Степень информационной насыщенности голландского общества очень высока, хотя, разумеется, все 15 млн. человек не могут быть знакомы друг с другом. Что-то подобное представить себе в США или даже во Франции невозможно.

Но давайте сравним две экономические модели - англосаксонскую (Северная Европа и США) и азиатскую (Япония, Южная Корея и прочие “азиатские тигры”), которые почти одновременно добились успеха. Технологии и там, и там единые (они интернациональны), институты же абсолютно разные, хотя и дают одинаковый эффект: высокий уровень доверия в экономике в рамках больших корпораций, в рамках отношений между фирмами, существенных для экономики.

Конечно, кто-то из американцев обмануть может (в США много иммигрантов), но американская фирма уже не может. Есть исчерпывающая статистика по всем фирмам, и эта информация легко доступна, уровень информационной насыщенности очень высок. У людей, возглавляющих американские фирмы, протестантская этика, о чем писал еще Макс М. Вебер (Max M. Weber). Они знают, что воровать плохо. То же характерно и для голландских фирм. А у японцев жесткая корпоративная этика. Японец не может обмануть, ибо этим он дискредитирует свою фирму.

Таким образом, совершенно разные культуры приходят к одному и тому же - к очень высокому уровню доверия в экономике, обеспечивающему большое число сделок с минимальным оформлением. Понятно, что любое развернутое оформление сделки связано с необходимостью оценить риски при том или ином ходе дела, с наймом адвокатов, которые будут защищать права собственности в суде, и т.д. Тот, кто от этого избавлен, уже может списать 20-30 % себестоимости.

В конечном счете в этом и заключается задача институтов - создать такие зоны доверия, действуя в которых, человек может сэкономить на трансакционных затратах (затратах на обеспечение своих сделок, на получение информации) и использовать сэкономленные средства для инвестиций в производство. Максимизация экономии является проблемой эффективности институтов. Но повторяю, менять менее эффективные институты на более эффективные очень тяжело. За каждым институтом есть и традиция, и некая группа поддержки, которая от этого института кормится.

Лекция 4

ТИПОЛОГИЯ ТРАНСАКЦИОННЫХ ИЗДЕРЖЕК

Среди интегральных издержек, которыми занимается экономическая наука, мы должны различать два типа издержек:

Трансформационные издержки можно назвать “производственными издержками” лишь условно, потому что в значимые производственные издержки входят и трансформационные, и трансакционные издержки. Тем не менее, для различения мы будем их так называть, имея в виду под “production costs” трансформационные, а не интегральные издержки. Заметим, что для трансформационных издержек устоявшегося обозначения нет.

Трансформационные издержки есть издержки, сопровождающие процесс физического изменения материала, в результате чего мы получаем продукт, который обладает определенной ценностью. В эти издержки входят не только издержки обработки материала, но и издержки, связанные с планированием и координацией процесса производства, если последний касается технологии, а не взаимоотношений людей.

Классическим примером экономики, которая не знает трансакционных издержек, а знает только трансформационные, является идеальное натуральное хозяйство Робинзона (Robinson Crusoe Economy). Трансформационные издержки Робинзона могут включать в себя не только издержки вспахивания поля, строительства какого-то жилища, т.е. каких-то физических действий, но и издержки некоторых действий по планированию, некоторых действий предсказательного характера (так, на основе опыта прошлого года Робинзон будет определять, когда ему лучше сеять, и пр.).

Совершенно очевидно, что в трансформационные издержки (или в издержки технологии) входят также определенные элементы измерения и планирования. Обычно на них не обращают внимания или относят к трансакционным издержкам, тогда как они могут относиться к чистой технологии. А наши идеологи полагали, что в конечном счете все будет эволюционировать до состояния “единой фабрики”, и что всем будет распоряжаться Госплан на основе непосредственных натуральных балансов. В основе советской экономической системы лежало именно технологическое измерение, технологическое планирование, осуществляемое в масштабах страны. Такой подход привел к краху всей экономической системы, ибо издержки (в данном случае полутрансформационные) попытки создания “единой фабрики” в масштабе, выходящем за рамки отдельной фабрики, оказались настолько велики, что породили целую серию уже трансакционных издержек, связанных с наличием в системе очень сильного элемента огрубления, недоопределенности.

Трансакционные издержки есть издержки, обеспечивающие переход прав собственности из одних рук в другие и охрану этих прав. В отличие от трансформационных издержек, трансакционные издержки не связаны с самим процессом создания стоимости. Они обеспечивают трансакцию. Условно говоря, трансформационные издержки создают блага, свойства которых имеют ценность для индивида или коллективного агента экономики (предприятия, фирмы, ассоциации). Например, стол, услуга врача или автомобиль имеют непосредственную ценность. В очищенном виде трансформационные издержки создают ценности. А во что вкладываются трансакционные издержки? Существует несколько их определений.

Впервые это понятие ввел Рональд Коуз. В своей статье “Природа фирмы” (1937) он определил трансакционные издержки, как издержки функционирования рынка. До этого экономической теорией предполагалось, что рынок бесплатный, что агенты рынка ничего в него не вкладывают, что ценовой механизм обеспечивает координацию, доведение сигналов до агентов рынка абсолютно бесплатно или по таким ценам, которыми можно пренебречь. Коуз объясняет факт существования фирмы наличием значительных издержек функционирования ценового механизма. По Коузу, фирма возникает тогда, когда агентские издержки, связанные с тем, что ты доверяешь нечто своим агентам, меньше, чем издержки функционирования рынка, т.е. трансакционные издержки.

Коуз противопоставлял трансакционным издержкам, которые он относил только к рынку, т.н. “агентские издержки”, которые возникают внутри фирмы. Естественно, что в рамках фирмы люди, нанятые нами, начинают вести себя несообразно, и за ними надо присматривать. Поэтому каждый раз мы выбираем: либо создать фирму между нами, либо нанять кого-то в качестве постоянного работника, либо выйти на рынок и обеспечить выполнение этой работы на основе рыночных механизмов.

Рассмотрим возможные альтернативы, предоставляемые нам повседневной жизнью. Типичный пример – ремонт квартиры. Вы можете делать его сами, если умеете и если у вас к этому есть интерес. Или вы можете организовать весь процесс, нанимая на рынке работников для каждой конкретной операции, закупая краску и рассчитывая, сколько ее надо, и т.д. В этом случае вы пытаетесь встать в такой ряд трансакций, который будет чисто рыночным и исключит ваше взаимодействие с одной фирмой. Ведь фирме вы заранее не доверяете, считая, что у нее есть собственный интерес, а вы сделаете ремонт дешевле. Однако если вы - человек занятый или достаточно богатый, вы для ремонта квартиры нанимаете фирму, потому что ваши альтернативные издержки времени выше, чем издержки, которые вы потратите на организацию этого процесса. Чаще всего это связано с “эффектом богатства” – “wealth effect”. Впервые этот термин ввел тоже Коуз. В его теории понятие “трансакционные издержки” противополагается понятию “агентские издержки”, и выбор между тем или иным типом издержек в значительной мере определяется “эффектом богатства”.

Следующий этап развития теории приходится на 1950-ые гг. Он связан с целой группой имен, среди которых Кеннет Эрроу (Кenneth Arrow), Джордж Стиглер (George J. Stigler), Армен А. Алчиан (Armen A. Alchian), Гарольд Демсец (Harold Demsetz), Оливер Уильямсон (Oliver E. Williamson). Эти ученые вышли на следующий уровень абстракции, объединив в одну категорию издержки функционирования фирмы и рынка и противопоставив их трансформационным издержкам.

В настоящее время трансакционные издержки понимаются подавляющим большинством ученых интегрально, как издержки функционирования системы. Трансакционные издержки – это издержки, возникающие, когда индивиды обменивают свои права собственности в условиях неполной информации либо подтверждают их в тех же условиях. (Подтверждение прав собственности - защита тех прав собственности, которые у вас есть сейчас.) Когда люди обмениваются правами собственности, они вступают в контрактные отношения. Когда они подтверждают свое право собственности, они не вступают ни в какие контрактные отношения (оно у них уже есть), но они защищают его от нападок третьих лиц. Они боятся, что их права собственности будут ущемлены третьей стороной, поэтому тратят ресурсы на защиту этих прав (например, строят забор, содержат полицию, и т.п.).

Поль Р. Милгром (Poul R. Milgrom) и Джон Робертс (John Roberts) предложили следующую классификацию трансакционных издержек. Они делят их на две категории – на издержки, связанные с координацией, и на издержки, связанные с мотивацией. На мой взгляд, это деление – достаточно условное. Тем не менее, в этой классификации есть, что обсудить. Авторы попытались выделить две стороны, присущие системе трансакционных издержек. Координационные издержки, в свою очередь, делятся ими на три подвида, а мотивационные – на два.

 

Трансакционные издержки

 

Координационные издержки Мотивационные издержки

1 2 3 4 5

Координационные издержки.

1. Издержки определения деталей контракта. По сути, это - обследование рынка с целью определить, что вообще можно купить на рынке, прежде чем вы сузите свой подход до чего-либо конкретного.

2. Издержки определения партнеров. Это - изучение партнеров, которые поставляют нужные услуги или товары (их местоположения, их возможности выполнить данный контракт, их цены и т.д.).

3. Издержки непосредственной координации. Что это значит в условиях рыночного обмена? На колхозном рынке эти издержки примерно равны тому, что вы доехали до рынка и обошли ряды, т.е. значительная наведенная стоимость в данном случае отсутствует. А что касается сложного контракта, то здесь возникает необходимость создания структуры, в рамках которой осуществляется сведение сторон вместе. Эта структура представляет, например, интересы заказчика и обеспечивает процесс переговоров.

Мотивационные издержки (т.е. издержки, связанные с процессом выбора: вступать или не вступать в данную трансакцию).

4. Издержки, связанные с неполнотой информации. Ограниченность информации о рынке может привести к отказу от совершения трансакции, от приобретения блага. Классический пример отказа от решения в результате неполноты информации – ликвидация в настоящее время фондового рынка в России. Люди не знают, будет ли он существовать, какова будет судьба предприятий (может, их вновь национализируют). Т.е. уровень неопределенности становится столь высок, что люди предпочитают скорее отказаться от трансакций, чем тратить силы на получение дополнительной информации.

А в начале 1990-ых гг. проблемы, связанные с нехваткой информации, у нас решались по-иному. Например, организация покупала ключевых людей на той фирме, чей контрольный пакет акций она собиралась приобрести, и они выкладывали всю подноготную своей фирмы. Это обычные трансакционные издержки на преодоление неполноты информации. Законны или не законны такие действия, сказать трудно. Боюсь, подобные издержки нашим законодательством еще не регулируются. А на Западе они явно не законны. Проблемы организации того же фондового рынка в России связаны с недоопределенностью огромного числа случаев. Наши законы не подтверждены массой подзаконных актов, массой т.н. юридической рутины, которая разъясняет, как надо поступать в том ином случае. Ведь всего в законе не напишешь!

5. Издержки, связанные с оппортунизмом. Они особенно часты внутри фирмы, но проявляются и в рыночных контрактах. Издержки, связанные с преодолением возможного оппортунистического поведения, с преодолением нечестности партнера по отношению к вам, приводят к тому, что вы либо нанимаете надсмотрщика, либо пытаетесь найти и вложить в контракт какие-то дополнительные измерения эффективности вашего партнера, и т.д.

Следующий автор, на котором обязательно следует остановиться, говоря о типологии трансакций, - О.Уильямсон. Он попытался оценить все трансакции по частоте трансакций и по специфичности активов. По этим двум параметрам Уильямсон делит трансакции на три (как было в его ранних книгах) или на четыре (как в последних книгах) основных уровня:

1) Разовый (или элементарный) обмен на анонимном рынке.

Примером разовой покупки может служить покупка на рынке чайника. Купив один чайник, вы купите следующий лишь тогда, когда этот у вас сломается. Приобретение чайника выйдет за рамки единичной, не повторяющейся трансакции, если только вы будете его продавать или если вы, скажем, представляете гостиницу, где в каждом номере стоит чайник. Итак, если вы – массовый потребитель, то приобретение чайника будет для вас атомарной трансакцией. В данном случае частота трансакции – редкая.

Кроме того, в данном случае нет никакой специфичности активов. Дело в том, что продавцу безразлично, кому продать чайник - вам или кому–то еще. Единственным определяющим критерием здесь выступает цена. Активы, которые включены в эту трансакцию: со стороны продавца – чайник, с вашей стороны – деньги. Чайник меняется на деньги. Деньги для вас имеют opportunity costs (альтернативные издержки), практически не отличающиеся от стоимости данного выбора. С другой стороны, для продавца чайника opportunity costs продажи чайника вам за ваши деньги практически те же, потому что это массовый обмен следующей за вами сделки. Продавец не будет бежать за вами, умоляя купить чайник. Он будет стремиться продать чайник, но не будет стремиться продать его именно вам. Ведь в обмен на чайник он получит определенную сумму денег. Его цену он уже объявил, и теперь ему безразлично, кому его продать. Он просто хочет получить эти деньги.

2) Повторяющийся обмен массовыми товарами.

В этом случае частота трансакции возрастает. Специфичности активов по-прежнему нет. Например, постоянно у одного и того же продавца покупая хлеб, вы знаете, что он хорошего качества, и потому не тратитесь на дополнительную оценку, хороший ли хлеб вам продали, какой хлеб есть в других булочных, и т.д. Это очень важно, ибо тем самым вы значительно экономите на издержках поиска, на издержках измерения качества хлеба, а продавцу ваше поведение придает большую уверенность в обороте (в том, что он хлеб продаст). Между прочим, ежедневно из булочных на переработку уходит 30-40 % хлеба, и булочник, несомненно, крайне заинтересован в постоянном прогнозируемом клиенте. Однако вы – покупатель очень небольшой части его оборота, благодаря чему ваша внезапная смерть или отъезд из города не станут для него трагедией.

3) Повторяющийся контракт, связанный с инвестициями в специфические активы.

Разберем на примере, что такое “специфические активы”. Скажем, вы построили здание для фабрики, в котором она разместила станки. Но тут начался экономический кризис, оборудование вывезли, и у вас остался пустой цех с монтажными креплениями. Естественно, вы начнете искать другую фабрику. Однако в кризисной ситуации найти ее будет трудно, и скорее всего вам придется рассматривать вариант альтернативного применения данного здания. Например, вы решите трансформировать его в спортивный зал. Но тогда вам придется покупать соответствующее оборудование, монтировать новые полы, устанавливать другую вентиляцию, отопление (ведь машины обогревали сами себя, а спортсмены так не могут)! И тут выяснится, что если за размещение в здании фабрики вы получали 300 $ в месяц за 1 кв. м, то за размещение в нем спортзала вы получите 250 $ минус разовые затраты. А с учетом капитализации разовых затрат это составит ~ 250 – 50 = 200 $. И можно считать, что вам еще повезло!

Итак, специфический актив создается специально под определенную трансакцию. Скажем, я построил здание для употребления в качестве цеха. Я могу его, конечно, использовать альтернативно, но тогда я понесу потери. Т.е. даже следующая после наилучшей возможность использования этого актива приносит гораздо меньший доход и связана с риском. Специфические активы есть такие затраты, следующее применение которых является куда менее выгодным.

Другой пример. Вы для булочника – самый значимый покупатель. Ежемесячно вы оставляете в его булочной 10 $. Следующий по значимости для него покупатель несколько реже приходит в булочную и оставляет там ежемесячно только 9.8 $. Opportunity set тоже есть, но он не настолько трагичен в глазах инвестора, как в предыдущем примере. Ведь там сделанная вами инвестиция связана с определенным контрагентом (с фирмой “Заря”, которая разместила в здании станки), что ведет к целому ряду последствий.

Дело в том, что при расторжении контракта на продажу неспецифического актива продавец не несет особого убытка. Однако расторжение контракта на продажу специфического актива приводит к значительным для него убыткам. Поэтому в процессе переговоров по поводу заключения такого рода контрактов продавец будет требовать

- либо взятия его в долю фабрикой, для которой он строит здание, чтобы он сам мог принимать решения и нести совместный риск с этой фабрикой.

4) Инвестиции в идиосинкратические (уникальные, эксклюзивные) активы.

Идиосинкратический актив - это актив, который при альтернативном употреблении (при изъятии его из данной трансакции) теряет ценность вообще, или его ценность становится ничтожной. К таковым активам относится половина производственных инвестиций - инвестиций в конкретный технологический процесс. Скажем, построенную домну, кроме как по прямому назначению, использовать больше никак нельзя. Даже если на ней устраивать соревнования альпинистов, это не окупит и 1 % затрат на ее строительство. В данном случае актив идиосинкратичен, т.е. привязан к определенной технологии.

Теперь представим, что вам предлагают на неком передельном заводе установить за свои деньги мартеновскую печь и использовать ее по назначению, согласно заключенному с вами контракту. Т.е. вам предлагают взять на себя определенную часть технологического процесса при условии, что он независим от остального производства. Такое бывает, например, в секторе производства комплектующих и запасных частей (в каждом случае для достаточно уникального производства), где предпочитают иметь независимых производителей-поставщиков. В природе существуют любые виды трансакций, и надо просто уметь объяснить их происхождение. Однако в большинстве случаев требуется, чтобы идиосинкратические инвестиции регулировались в рамках единой собственности. Классический ответ экономической теории: идиосинкратические трансакции требуют фирмы.

Что касается повторяющегося контракта с использованием специфического актива, то он, согласно Уильямсону, влечет за собой т.н. “фундаментальную трансформацию”, когда вместо рыночного типа связи возникает внерыночный партнерский тип связи. Это еще не фирма, но нечто, совершенно от рынка отличное. Уильямсон считает, что фундаментальная трансформация происходит следующим образом.

Фирмы вступают в аукционную игру за получение того или иного контракта на производство каких-то заказов (чаще всего – правительственных или крупной фирмы). Кто-то из них этот контракт выигрывает в рамках чисто рыночного взаимодействия. Но когда на рынок повторно будет вынесена закупка некого оборудования, у фирмы, первый раз выигравшей контракт на его изготовление и выполняющей этот контракт, будет столь большое преимущество перед всеми другими фирмами, что любой другой выбор будет не выгоден не только для этой фирмы (она понесет потери, ибо вложила средства в какие-то специфические активы), но и для покупателя этих услуг.

Например, будь то Министерство обороны России, США или Кувейта, оно будет стараться покупать оборонную технику у поставщика, с которым в свое время связалось. Они не образуют никакой совместной фирмы, но между ними возникают отношения взаимозависимости, основанные на том, что продавец услуг или товаров (производитель) вложился в специфические активы, сделал специфические инвестиции, адаптировал свой товар к специфическим условиям данного покупателя. Они как бы вросли друг в друга. Тем не менее, покупатель каждый раз будет сохранять ситуацию торгов, угрожая возможным переходом к другому поставщику, не для того, чтобы избавиться от своего поставщика, а для того, чтобы добиться лучших для себя условий контракта.

Эти отношения взаимозависимости Уильямсон называет фундаментальной трансформацией рыночных отношений. Он считает, что до половины всех трансакций по стоимости приходится на трансакции в отношениях взаимной зависимости, а по частоте, наверное, 90-95 % трансакций - это разовые или повторяющиеся трансакции массовых товаров. Т.е. практически в экономике мы имеем дело не с рынком и фирмами (особенно, когда речь идет не о потребительском секторе, а о секторе контрактов компаний между собой), а с очень плотной сетью отношений взаимной зависимости, при которых партнеры чаще всего друг от друга уйти не могут, они связаны друг с другом.

Такова реальная картина капиталистического рынка с момента его возникновения в середине XIX в., когда оформились правила свободной торговли и рыночной информации. Рынок тесно связан с отношениями взаимной зависимости - ими поддерживается стабильность рынка. И надо четко различать на рынке два сектора с разными задачами.

Во-первых, это сектор продолженных трансакций, сектор отношений взаимной зависимости. Он привносит на рынок стабильность, предсказуемость. Иначе рынок (как и вообще любая координационная система без предсказуемости) очень быстро уступил бы место тоталитарной системе. Скелет рынка образуют именно эти продолженные отношения. По ним можно прогнозировать поведение его участников, потому что они друг от друга практически уйти не могут.

Во-вторых, это сектор, связанный с массовыми, но мелкими трансакциями. Данный сектор поддерживает эффективность рынка благодаря созданию конкурентного фона экономических отношений, в т.ч. и среди крупных компаний. Последние все время ощущают, что при снижении эффективности или качества своей работы они могут быть замещены более мелкими компаниями, предлагающими более выгодные условия. Кстати, одна из причин краха советской экономики заключалась в том, что при наличии таких же долгосрочных производственных связей, как на Западе, у нас отсутствовал этот конкурентный эфир, из которого крупные предприятия могли выбирать альтернативу своим поставщикам. Пусть этот выбор осуществляется в одном случае из 1000, но он возможен!

Пример из автомобильной промышленности - казалось бы, очень технологически жестко построенной отрасли. В Японии целый ряд фирм распределяет производство не только запасных частей, но и 30-40 % объема компонентов по мелким фирмам, считая, что это выгоднее – это обеспечивает дешевизну и эффективность исполнения. Такого рода системы типичны для Японии. Однако в США их не удается организовать из-за другой экономической культуры. В США отношение человека к своему контракту, к тому экономическому долгу, который он взял на себя, совершенно другое.

В чем смысл специализации инвестиций? С одной стороны, это снижение производственных затрат. С другой стороны, это повышение риска. Двигаясь от первого уровня (разовый обмен на анонимном рынке) к четвертому (инвестиции в идиосинкратические активы), мы снижаем производственные затраты или, условно говоря, экономим на масштабе и повышаем трансакционные затраты ради компенсации риска. Т.е. движение в этом направлении обеспечивает снижение трансформационных издержек и при прочих равных условиях повышение трансакционных издержек, ибо риск разрыва контракта многократно возрастает по своей денежной оценке.

Чтобы уловить в обыденной жизни те трансакционные издержки, о которых мы говорили в общем виде, в виде логическом, обратимся к классификации трансакционных издержек Дугласа Норта (Douglas North) и Трайн Эггертсона (Thrainn Eggertson) Впервые ее предложил Норт, а четко сформулировал Эггертсон в книге “Economic Behavior and Institutions”. Это простая и наглядная классификация. Она, единственная, построена по осязаемым внешним признакам некой деятельности, порождающей соответствующие издержки. Согласно Норту и Эггертсону, трансакционные издержки состоят из:

- search activities;

1) Search activities (издержки поиска).

Существует четыре вида издержек, которые связаны с поиском:

Количественная информация о продавцах и покупателях первыми двумя позициями уже дана. Под качественной информацией о продавцах и покупателях понимается информация об их поведении - честны ли они, как выполняют свои обязательства, в каких находятся обстоятельствах (может, кто-то из них на грани краха или, наоборот, процветает);

2) Bargaining activities (издержки ведения переговоров).

В рыночном смысле вы торгуетесь, чтобы минимизировать издержки. Вы ищете в процессе bargaining activities предельную кривую безразличия вашего партнера (до какой цены он может дойти при торговле). Ведь у каждого из торгующихся есть как некая запросная, так и некая резервная цена. В процессе bargaining activities вы и пытаетесь разными путями подойти максимально близко к предельной - наиболее низкой или наиболее высокой - цене, которую способен дать ваш партнер. Т.е. bargaining activities ведет к выяснению т.н. “true position”, которая в экономическом смысле есть предельная кривая безразличия или предельная изокванта (в случае фирмы). Какие издержки и затраты вы несете в процессе bargaining activities?

Если вы индивидуально (а не фирма) торгуетесь с кем-то на рынке, вы тратите время, говоря, что вам это дорого, что у вас мало денег, намекая, что вы – замечательный объект для проведения политики ценовой дискриминации, поворачиваетесь, уходите, демонстративно подходите к другому ларьку.

А каковы издержки фирмы в процессе bargaining activities?

Надо отметить, что search activities и bargaining activities – вещи принципиально разные. В search activities вы еще не определили партнеров, вы их только еще выбираете. Кстати, такой деятельностью вы занимаетесь в Интернете (фактически это просмотр, желательно, с минимальными издержками). А bargaining activities предполагает, что вы определили узкий круг ваших партнеров - одного-двух-трех и уже с ними ведете переговоры (переговоры дороги, поэтому нет смысла вести их со всеми).

Ваши затраты, как фирмы, в процессе bargaining activities могут быть очень значительными, если вы организуете тендер. Например, Европейская комиссия берет в качестве вознаграждения тендерному агентству 15 % от суммы сделки. Однако затраты необязательно будут велики, если вам удастся купить кого-либо в стане “врага”, чтобы узнать резервную позицию партнера. Для этого в наших условиях при невысокой экономической культуре и невысокой стойкости иногда достаточно сводить представителя вашего партнера в хороший ресторан, и за обедом он просто проговорится. Этот же путь получения информации очень часто используется и на Западе. На самом деле в bargaining формально входят представительские расходы на переговоры. Последние несут совершенно определенную функцию: они должны выяснить true position партнера.

3) Contract making activities (издержки составления контракта).

Это ваши затраты на то, чтобы в тексте контракта было записано, как в тех или иных случаях (предвиденных вами) поведет себя ваш партнер и как будут складываться внешние обстоятельства. А применительно к случаям, вами не предугаданным, обычно в контракте формулируется некий механизм. Скажем, устанавливается: если мы не договоримся, судить нас будет Международный арбитражный суд г. Стокгольма (обычная для международных контрактов инстанция). Т.е. специально резервируется некая позиция для непредвиденных обстоятельств. Contract making activities – одна из самых дорогих (5-10 % объема сделки) при инвестициях в специфические активы. Это фантастические деньги! Но в ряде случаев столь велики риски, столько велика ответственность за прописанное в контракте, что вы вынуждены их тратить на юристов.

4) Monitoring (издержки мониторинга).

Пункты 1-3 относились к activities ex ante (к деятельности до появления юридически оформленного контракта). А с пункта 4, когда такой контракт уже появился, начинается activities ex post (деятельность после его появления). И начинается она с мониторинга исполнения контракта каждым из контрагентов.

Например, купив машину, вы в течение гарантийного срока можете ремонтировать ее за счет продавца на станции техобслуживания – это и будут затраты на мониторинг при приобретении машины. А по истечении гарантийного срока определенный мониторинг тоже может иметь место, но не в рамках первой сделки (она уже закончена), а в том случае, когда вы хотите продолжить отношения с данным поставщиком, чтобы в 5-летней перспективе опять у него же купить другую машину.

Еще пример. Вы заказали на Ташкентском авиазаводе самолет, подписали все необходимые бумаги, перевели заводу часть денег (advance payment), самолет начали делать. В этом случае с мониторингом будет связано возникновение института представителей заказчика: вы пошлете своего представителя на этот авиазавод, и хотя такая командировка – вещь достаточно дорогая, в сравнении с объемом самой сделки она ничтожна.

Заметим, что не все затраты по мониторингу делаются покупателем. Часть их выгодно делать и продавцу. Классический пример мониторинга со стороны производителя дает та же автомобильная промышленность. Регулярно можно прочесть, что, скажем, “Форд” отозвал все свои модели таких-то годов выпуска. Т.е. компания, стремясь не потерять свое имя и позиции на рынке, сама осуществляет мониторинг по случаям тяжелых аварий, отслеживая, как работает ее продукция, что сопряжено для нее с немалыми затратами.

5) Enforcement (издержки на принуждение).

Это издержки на принуждение другой стороны к выполнению условий контракта. Поскольку люди стремятся действовать в своих интересах, а информация (по определению) неполна, нередко возникают ситуации, когда контракт не выполняется частично или полностью. Предполагается, что существует система, которая заставляет партнеров соблюдать условия контракта. Такой системой прежде всего является государство, а также в какой-то степени – профессиональные ассоциации и частная юридическая система. Последняя взаимодействует с двумя предыдущими, дополняя их. Но есть и альтернативная система принуждения, которая возникает в слабом государстве и конкурирует с ним. Это – частная система enforcement (не путать с вышеупомянутой частной юридической системой). Сюда относятся мафия, всевозможные “крыши” и т.п.

Подчеркнем, что львиная доля затрат на принуждение к исполнению контрактов в нормальных цивилизованных экономиках бесплатна для экономических агентов. Это затраты государства, а оно экономит на масштабе. Ведь каждому из нас дорого а) искать, б) содержать постоянно (когда он еще понадобится!) судебного исполнителя или “человека с ружьем”. Государство же, учитывая, что такие случаи регулярно возникают, содержит и арбитражные суды, и обычные уголовные суды, и систему угрозы насилием – тюремную систему, систему судебных агентов, и пр. Естественно, система enforcement в огромной степени финансируется за счет государства (за счет налогов, грубо говоря, так как бесплатного государства не бывает).

А общество, которое экономит на налогах, вынуждено тратиться на альтернативную систему enforcement (систему частного правосудия), крайне неэффективную и очень дорогую. Поэтому если контракт не защищен (если вас могут обмануть), вы скорее всего предпочтете его просто не заключать. Неээфективность альтернативной системы enforcement обусловлена, в частности, высокой конкуренцией между бандитами. Скажем, вы “встали под некую крышу”, а ее взяли и перестреляли. Т.е. у вас нет гарантий, что избранная вами “крыша” будет надежно работать. Эффективность у нее на микроуровне выше, но в перспективе гораздо ниже, чем у милиции. В России альтернативная система enforcement может существовать только в очень высокоприбыльных секторах – в оптовой и розничной торговле, в сфере обслуживания “новых русских”. Но никто и не подумает устраивать “крышу” над системой продажи пирожков в ВШЭ, потому что это не оправдано, с точки зрения бандитов.

6) Protection vs 3d parties (издержки на защиту прав собственности).

Это единственная статическая форма трансакционных издержек, в отличие от динамических издержек, связанных с обеспечением контрактов.

Например, вы посадили за 100 км от Москвы картофель для собственного потребления, а не для продажи, но бомжи его выкапывают. Вы либо складываетесь с соседями и нанимаете человека с ружьем, заряженным солью, для охраны, либо вообще отказываетесь сажать картофель, либо теряете до 60 % урожая. И то, и другое, и третье есть конкретные либо позитивные, либо негативные трансакционные издержки, связанные с protection vs 3d parties.

В определенных случаях такого рода издержки связаны с охраной от правонарушителей, и тогда это функция государства. Примерно в том же числе случаев такого рода издержки связаны с предосторожностью в отношении государства. В России до 50 % трансакций носит не совсем легальный (т.н. “серый”) характер. Классическими примерами такого типа трансакционных затрат в нашей экономике являются взятки налоговому инспектору, а если удастся, еще и налоговому полицейскому, чтобы они закрывали глаза на ряд аспектов вашей экономической деятельности, а также взятки таможенникам. Вообще у нас объем взяток составляет 15-20 % всего кругооборота товаров в богатых секторах, а в экономике в целом примерно вдвое меньше - 7,5-10 %, ибо тот же крестьянин не заинтересован подкупать никого, кроме азербайджанской мафии, контролирующей колхозный рынок. Данный уровень защиты и есть, кстати, примерно та сумма, которую мы не доплачиваем нашим органам власти – нашим чиновникам, органам правопорядка и пр. В любой нормальной стране содержание слоя чиновников (государственных, муниципальных и пр.) стоит ~ 7-10 % ВНП. А мы не хотим платить чиновничеству эту сумму в явном виде, поэтому платим в неявном и с тем же успехом.

 

КАРТА ТРАНСАКЦИОННЫХ ИЗДЕРЖЕК



 

 

 

 

 

 

PC и TC. Существует жесткое разделение на трасформационные и трансакционные издержки. Трансакционные издержки включают в себя разные виды издержек. Рассмотрим их подробнее.

MC. Это издержки измерения (measurement costs), одну часть которых относят к категории TC, а другую их часть, обусловленную характеристиками производственного процесса, - к категории PC. MC – единственный вид трансакционных издержек, который выходит за их рамки (он имеет интегральную форму).

Чаще всего MC – это издержки измерения качества. Например, вы продали кому-то нагревательный котел со встроенным градусником. В данном случае издержки измерения олицетворены этим градусником. Он стоит денег, котел можно делать и без него. Однако, с одной стороны, градусник нужен технологически (котел может перегреться и лопнуть), а с другой - он нужен покупателю как встроенный контроль качества (градусник показывает ему, что котел действительно работает).

Следует отметить, что покупатель, как правило, не несет все издержки полностью: ни производственные, ни трансакционные. Он пытается, платя все большую и большую цену, получать все более и более полную информацию о неком продукте, но в какой-то момент он останавливается. Происходит это тогда, когда его затраты на приобретение более точной информации оказываются равными ожидаемому приросту ценности от обладания данным продуктом. Скажем, покупая автомобиль, человек ограничивается поверхностным осмотром, а не разбирает его до последнего винтика с целью определить, находятся ли все детали автомобиля в рабочем состоянии (ведь последнее удорожило бы покупку минимум на 50 %).

Разумеется, человек, вступая в трансакцию, заинтересован минимизировать издержки измерения. А позволяют ему это сделать несколько установившихся в обществе институтов, которые обеспечивают ситуацию измерения на доверии (measurement by proxy). Прежде всего, это госстандарты. Правда, они такого объема, что вы в них ровным счетом ничего не поймете (они предназначены скорее производителям и проверяющим органам), однако вы им доверяете. Так, вы, не задумываясь, покупаете хлеб у некоего предприятия, зная, что оно подвергается, согласно госстандартам, санитарным проверкам.

Примеры измерения на доверии могут быть связаны не только с государственными стандартами, но и с некой практикой хозяйственной деятельности. Допустим, вы - начальник отдела кадров и ищите инженера в конструкторское бюро. Вам нужно, чтобы у него была определенная производительность труда, чтобы он обладал некоторой суммой знаний. Но вы, как начальник кадров, этого проверить не можете, и вам приходится доверяться неким индикаторам, не имеющим никакой связи с той ценностью, которую он для вас представляет, - вот в чем парадокс!

В XIX в. самой продвинутой бюрократической системой была китайская. Китаец, чтобы стать чиновником, должен был пройти три серии экзаменов: сначала написать три сочинения об искусстве управления государством, потом семь исторических сочинений, а потом еще два реферата на актуальную проблему государственного управления. Англичане, в середине прошлого века ознакомившись с китайской системой, попытались воспроизвести ее у себя. Отныне английский чиновник должен был закончить университет, владеть латынью и демонстрировать блестящий литературный слог. Результатом в конце концов стало падение Британской империи, но зато появилась масса блестящих мемуаров. Классическим примером являются мемуары сэра Уинстона Черчилля, за которые, в частности, он в 1953 г. получил Нобелевскую премию по литературе, однако именно при нем Британская империя распалась. Т.е. далеко не всегда можно успешно пересадить институт на новую почву. Измерение на доверии явно имеет целый ряд проблем, и мы идем по этому пути исключительно потому, что замещение его прямым измерением практически невозможно.

TCi. Это информационные издержки, или издержки по информации (information costs). Они представляют собой еще один вид трансакционных издержек, который частично пересекается с MC. Возникновение TCi обусловлено неполнотой информации и асимметрией ее распределения между взаимодействующими агентами. Очевидно, что к данной категории относятся search activities и monitoring activities, а также отчасти bargaining activities и enforcement activities.

TCpr. Это издержки по правам собственности (PR costs). Их можно выделить наряду с информационными издержками. Порождаются они несовершенством прав собственности. В частности, к ним относится enforcement activities и частично bargaining activities (это смешанная деятельность). Мы их выделяем таким образом, чтобы иметь основу для их определения и счета.

Например, вы покупаете собаку для охраны вашего садового участка. В этих трансакционных издержках по правам собственности следует выделить и трансакционные издержки по информации - ведь вы ищете, какая собака злобнее, у какой собаки зубы острее, у кого дешевле ее можно купить. Тем не менее, все это занимает 5 – 10 % ваших усилий и затрат по приобретению и содержанию собаки, т.е. основными в данном случае являются ваши издержки по правам собственности. Логически это одно и тоже, потому что трансакционные издержки по правам собственности возникают исключительно оттого, что люди не владеют полной информацией. Если же представить себе мир, в котором люди владели бы полной и достоверной информацией обо всем, что их интересует, то не было бы ни прав собственности, ни экономических институтов, потому что в каждый данный момент времени люди точно знали бы, что им надо, оптимизировали, бесплатно вступали в сделки с партнерами, как бы далеко от них они ни находились, и не делали ошибок.

Какие трансакционные издержки по правам собственности будут, а какие не будут пересекаться с областью информационных издержек? У нас есть сектора, пересекающиеся полностью и пересекающиеся частично. Подобное деление достаточно условно, однако без него мы не сможем найти эти издержки в реальности. Оно позволяет исследователю, скажем, в реальных затратах фирмы найти ряд трансакционных издержек, связанных с приобретением информации, и ряд трансакционных издержек, связанных с защитой собственности (с защитой контрактов).

Издержки поиска (search activities). Это издержки на приобретение фоновой экономической информации, т.е. информации, не связанной с определенной сделкой, когда вы уже меняетесь правами собственности. Фоновая информация не входит в трансакционные издержки по правам собственности, но входит в трансакционные информационные издержки. Например, читая газету, вы узнаете, что некто продает чайник за такую-то цену или что индекс Доу Джонса изменился таким-то образом. Фоновая экономическая информация не имеет отношения к конкретному обмену правами собственности, к определенной сделке, но формирует фон вашего отношения к этой сделке. Смысл фоновой информации в том, что на ее основе вы принимаете конкретное решение. Например, вы говорите себе: “Фондовые индексы побочных компаний идут вверх. Пожалуй, я вступлю в конкретную сделку и сделаю инвестиции”. Или: “Все индексы идут вниз. Лучше я резервирую свои деньги в ликвидной форме и воздержусь от сделки”.

Издержки на принуждение (enforcement). К ним относятся издержки экономических агентов на защиту их прав собственности и их контрактов.

Издержки на приобретение качественной информации (quality information). Эти издержки не пересекаются с издержками по правам собственности. Любые права собственности есть зона контракта, которую условно можно разделить на protection vs 3d parties и contract making activities.

Агентские издержки (agency costs). Это следующий вид трансакционных издержек, который, главным образом, относится к трансакционным издержкам по правам собственности, хотя захватывает и другие.

Согласно теории принципала-агента, принципал – человек, который делегирует некие свои права выбранному им агенту, заключая с ним договор, в силу того, что сам он не в состоянии распорядиться всем объемом своей собственности. В результате агент начинает действовать от имени принципала. При этом агентом может быть и родная мать принципала, и его раб, и наемный работник. Возможны различные отношения между принципалом и агентом. Какого рода специфические издержки здесь имеют место?

К трансакционным агентским издержкам можно отнести заработную плату агента, если он получает ее за деятельность по управлению собственностью. Однако прежде всего к агентским издержкам относятся потери, которые несет принципал, во-первых, из-за неполного совпадения его интересов с интересами агента (у агента есть собственный интерес); и, во-вторых, из-за асимметричности информации, которой обладают принципал и агент. Агент знает о своих возможностях и о специфике своего поведения больше, чем принципал, - ведь последний, наняв агента, не может все время за ним следить. Таким образом, объективно возникает ситуация асимметричной информации. Это позволяет агенту там, где принципал не может его проконтролировать, реализовывать свои, а не его интересы.

Наемному работнику низшего уровня свойствен такой тип оппортунистического поведения, как отлынивание, что приводит к агентским издержкам. Скажем, вы нанимаете приемщицу в свое ателье, а она, стоит ей остаться одной, начинает вязать чулок. Такое ее поведение контрактом не предусмотрено, но оно может быть нейтрально к вашим требованием в отношении нее. Однако, если она еще и не отвечает на телефонные звонки, то здесь уже начинается ущемление ваших интересов. Не уследи вы за этим, вы будете нести прямые потери.

Другой пример: ремонт дороги в Российской Федерации. Три-четыре года назад я за одну неделю побывал в трех странах - в России, Японии и Голландии, и так получилось, что в каждой стране, где я был, чинили дорогу. В Голландии в 5 утра пришли два молодых длинноволосых человека, привезли с собой единиц восемьдесят какой-то техники, включили радио на полную мощность и принялись работать. Они проработали два дня, никому не давая ни жить, ни спать, все сделали и ушли. В Японии характерную для города мелкую улочку, очень ухоженную, да еще и размеченную, где нужно мотороллерам ездить, а где - пешеходам ходить, частично огородили аккуратным забором, за которым работали японцы с соответствующей техникой, а вокруг забора была постелена ковровая дорожка в качестве извинения перед окружающими, которым мешают. Кроме того, около забора были поставлены двое японцев в униформе, указывающих дорогу. Это, кстати, вполне рациональная политика японского правительства. Дело в том, что японец чувствует себя беспредельно несчастным и даже может покончить с собой, если он не включен в социум (таковы национальные традиции). Поэтому правительство всячески стремится избежать безработицы, которой в Японии действительно почти нет, для чего создает такие псевдоработы. Подобные типы в фуражках стоят, например, при входе в любое министерство и отдают входящим честь. И хотя они получают за это всего треть, иногда половину обычной зарплаты, они ощущают себя нужными обществу. В России же дорогу ремонтируют так: стоит - надо отдать должное - примерно вдвое больше механизмов, чем у буржуев, и при них восемь человек, из которых двое что-то делают, а остальные (кстати, такие же рабочие, а не мастера!) либо указывают им, как надо делать, либо обсуждают нечто более животрепещущее. Это классическое увиливание от работы, традиционно в высшей степени присущее нашим гражданам, что можно объяснить двумя причинами: во-первых, Россия очень долго была феодальной страной; во-вторых, у нас очень большие расстояния (пока барин доедет, можно перекурить)!

К более серьезным агентским издержкам приводит оппортунистическое поведение наемного работника высшего уровня – менеджера. При отсутствии необходимого контроля за ним он способен преследовать собственные цели. Если менеджер не владеет очень крупным пакетом акций своей корпорации, он будет заинтересован иметь больше подчиненных, проводить конференции на Багамских островах, но это еще не представляет реального риска для корпорации. А самое опасное для нее, если менеджер вкладывает средства корпорации в рискованные проекты. Конечно, в случае успеха такого проекта он может получить очень большой бонус. Однако в случае срыва проекта менеджер будет уволен (хотя по действующей на Западе системе гарантий при увольнении он получает немало), но акционер потеряет очень много.

Очевидно, что все агентские издержки носят альтернативный характер - это то, что хозяин теряет. Многие трансакционные издержки можно посчитать в прямых затратах, а применительно к агентским издержкам этого сделать нельзя, и в этом, пожалуй, их главное отличие (средства, которые вы тратите на зарплату вашим сотрудникам, есть трансакционные издержки, но не есть агентские издержки).

Налоги. К трансакционным издержкам относятся также налоги. Это классический тип трансакционных издержек для любого хозяйствующего агента. В обмен на уплату налогов мы получаем от государства трансакционные блага. Целый ряд их нам непривычно воспринимать, как трансакционные блага, и, тем не менее, они ими являются.

Это прежде всего денежная система. Деньги – основной и колоссальный элемент экономии на издержках измерения. А их может выпускать только государство (если каждый начнет печатать свои деньги, сложится ситуация, практически равная тому, что денег нет). Вообще, государство есть некий механизм экономии на трансакционных издержках.

Далее это система мер и весов, системы различных стандартов, также снижающих наши измерительные издержки.

Кроме того, государство предоставляет нам гарантии личной безопасности (ее государство обеспечивает хуже всего); а также гарантии наших прав собственности (права собственности охраняются плохо, но все же охраняются).

Без государства защищать свою собственность крайне дорого и затруднительно, ее у вас могут отобрать. А так всем известно, что за вашей официально зарегистрированной собственностью или за контрактом, который вы подписали с ними и зарегистрировали у государственного нотариуса, стоит сила государства, а, точнее, угроза применить насилие по отношению к тому, кто осмелится покуситься на вашу собственность или сорвать контрактные обязательства.

Гарантии обеспечиваются наличием суда, некой вооруженной силы (которой боятся люди, преступающие закон), да и самого закона - системы некоторых формальных правил. Этим правилам люди следуют не только из-за боязни наказания при их нарушении. В 90 % случаев им просто удобно следовать предложенным правилам, которые, например, позволяет партнерам прогнозировать действия друг друга, а в противном случае партнеры несли бы огромные информационные издержки.

Наконец, в наименьшей степени мы пользуемся за счет нашей налоговой системы фоновой информацией. Бесплатно предоставляется государством только правовая информация. Государство ничего не берет с граждан за то, что они знакомятся с законами. Берут только те, кто эти законы для нас размножает. Поэтому-то правительство С.В. Кириенко в лихорадочных поисках источников дохода в казну раздумывало, не возродить ли гербовую бумагу и марки на все официальные документы, как это было прежде.

Итак, налоги – это доплата государству, как поставщику трансакционных благ. Трансакционные блага противоположны трансакционным издержкам. Они как бы сокращают эти издержки и выступают некоей формой издержек, которые проходят через государство.

Помимо этого, государство собирает налоги, чтобы оплачивать социальные издержки на образование, здравоохранение и культуру (содержание больниц, школ, библиотек и пр.). За все эти товары мы склонны недоплачивать, в силу чего государство или общество (на уровне муниципалитетов и пр.) должно брать эти расходы на себя. Скажем, отдельная фирма или семья, живущая в Магадане, совсем не заинтересована платить свои 10 руб. налогов на содержание Всероссийской Государственной библиотеки в Москве, у них нет в ней потребности.

Таким образом, исчезни государство, все издержки, которые мы сейчас платим в виде налога, увеличились бы, но направление их резко изменилось бы: трансакционная их часть значительно возросла бы, а социальная серьезно уменьшилась бы. Трансакционная часть при отсутствии государства возросла бы потому, что государство может экономить на масштабе на принуждении, на издержках на измерение и на всем, чем угодно. А почему уменьшилась бы социальная часть? Дело в том, что мы хотели бы, чтобы другие тратились больше нас на такие блага, как образование, культура, здравоохранение, т.е. на социально-культурную сферу. Все эти товары мы относим к разряду merit goods. Например, в США масса людей всю жизнь копит деньги, чтобы потом отправить детей учиться в колледж или университет. А мы инстинктивно недооценивали необходимость затрат на образование.

Налоги четко делятся на те, которые обеспечивают трансакционные блага, и на те, которые обеспечивают социальные блага. Подобным образом это выглядит с точки зрения макроэкономической, с точки зрения государства. А как это выглядит с точки зрения фирмы или гражданина?

Казалось бы, фирмы и граждане должны быть заинтересованы платить налоги, чтобы экономить на издержках измерения, на издержках приведения в действие своих контрактов. Без этого они бы просто не смогли функционировать экономически. Однако в действительности и те, и другие избегают налогов. Человек по своей природе склонен расценивать потребности в развлечении выше, чем потребности в совершенствовании. Поэтому налоги воспринимаются и фирмой, и гражданином, как часть трансакционных издержек.

Сегодня между уплатой налогов и осуществлением гражданских прав связи нет. А раньше, между прочим, такая связь была. Еще в XIX в. в России существовал имущественный ценз, в соответствии с которым к выборам допускались только крупные налогоплательщики. В этом была определенная справедливость - если ты содержишь государство, ты можешь им распоряжаться. Ныне у нас победил другой принцип - принцип поголовной демократии. Такую демократию часто называют охлократией, т.е. властью толпы. В этом отношении мы уподобились древнегреческим демократиям на этапе их ухудшения в преддверии империи. Ведь интересы людей, составляющих большинство избирателей, не совпадают с интересами той группы населения, которая платит крупные налоги. Соответственно, экономический строй, выбираемый большинством населения, не выгоден активной его части, которая сосредоточивает в своих руках богатство и платит налоги. Эта ситуация в той или иной степени характерна для любой демократии, не только для российской. Но в России она усугублена в значительной степени отсутствием среднего класса. В демократии заложены очень серьезные и трагические противоречия. И именно механизм демократии в огромной мере противостоит эффективности экономического развития.

Фактически поведение человека, уклоняющегося от налогов, - это поведение “безбилетника”, которые предполагает, что другие не последуют его примеру. К сожалению, если не наступает быстрого неотвратимого наказания за подобное поведение, люди уже в массовом порядке начинают так себя вести. Общество сталкивается с проблемой “free riding” (проблемой “безбилетника” или “зайца”), когда любой член общества может пользоваться всеми благами независимо от того, платит он налоги или нет, и сколько он платит. Даже платя минимальные налоги, он претендует на полномасштабное пользование всеми благами, предоставляемыми государством.

Итак, налоги – это специфический тип трансакционных издержек. Их государству надо собирать, чтобы минимизировать наши издержки

Приложение к Лекции 4

Трансакционные издержки

    1. Издержки поиска: теория Дж.Стиглера.

    2. Проблема уклонения от налогов.

1. Издержки поиска: теория Дж.Стиглера

Из-за неопределенности цен покупатели несут расходы по поиску более выгодной сделки. Данная модель показывает, как определяются затраты поиска и выбор магазина.

Предположим, что в некоем городе имеется n типов магазинов, продающих один и тот же товар. Магазин типа i=1,...n фиксирует цены p=i. Таким образом, в первом магазине цена наименьшая (p=1), во втором она равна 2 и т.д. Потребитель не знает тип каждого магазина, но знает распределение типов. Он осуществляет последовательный поиск и несет издержки s>0 при посещении каждого магазина. При этом он должен принять решение, продолжать ли ему поиск или осуществлять покупку.

Пусть v(p) - ожидаемое сокращение цен от посещения следующего магазина, если покупатель уже имеет готовое предложение товара по цене p.

Поскольку 1/n - вероятность каждого уровня цены, то

.

Это следует из того факта, что v(p) можно записать в виде:

v(p)=[1+2+...+(1-p)]/n.

Далее, из формулы суммы арифметической прогрессии 1+2+...+J=J(J+1)/2, имеем:

.

Если покупатель продолжает поиск еще один раз, ожидаемые потери поиска при данной цене предложения p равны s+p-v(p). Покупатель прекратит поиск, если ожидаемые потери поиска s+p-v(p) выше предложенной цены p. Иными словами, должно выполняться условие s>v(p). При таком поведении покупатель использует стратегию цены резервации. Цена называется ценой резервации покупателя, если она удовлетворяет условию

Решая уравнение (1) для цены резервации, мы находим

. (1)

Согласно (1), цена резервации растет, если растут цена поиска и число магазинов с высокими ценами.

В соответствии с концепцией цены резервации, даже если покупатель может без дополнительных затрат вернуться в предшествующий магазин, он никогда этого не сделает. Действительно, у него нет причин вернуться в магазин, в котором цена превысила цену резервации.

Теперь нам нужно рассчитать оптимальное число посещений магазинов, или цену поиска.

Пусть - вероятность того, что покупатель ничего не купит при случайном выборе магазина. Это происходит, если . При равномерном распределении цен и с учетом (1) вероятность покупки в первом магазине равна .

Далее, вероятность покупки во втором магазине равна ; в третьем магазине она равна , вероятность покупки в магазине t равна .

Чтобы найти оптимальное число посещаемых магазинов, нужно найти сумму вероятностей покупки при каждом визите, умноженных на число посещений.

Ожидаемое число посещений

. (2)

Его можно упростить, используя формулу геометрической прогрессии:

Таким образом, с учетом (2),

, (3)

что и определяет ожидаемое число посещений магазинов покупателем в зависимости от издержек поиска и разброса цен.

2. Проблема уклонения от налогов

Государство активно участвует в экономике через формирование налоговой политики. Между тем для производителей налоги являются по существу трансакционными издержками, уклонение от которых является формой “free riding”, или поведения “безбилетника”. В этом разделе мы предполагаем, что предприятия не учитывают положительный эффект сборов налогов для экономики в целом и рассматривают налоги, как издержки.

При такой постановке проблемы предприятия сталкиваются с дилеммой уклонения от платежей и опасности штрафов (взяток) со стороны государства. Налогоплательщик должен выбрать степень уклонений от налогов, не зная, будет ли осуществлена налоговая проверка.

Пусть дан его доход W, неизвестный налоговому агентству. Подоходный налог равен , вероятность проверки - p, декларируемый доход - X, норма штрафа - .

Следует отметить, что здесь приняты допущения, упрощающие реальную действительность (например, игнорируется возможность тюремного заключения; кроме того, штраф может быть неизвестен налогоплательщику).

Проблема налогоплательщика состоит в выборе X при максимизации ожидаемой полезности

(1)

Для удобства примем

(2)

Условия первого порядка

(3)

Чтобы доказать существование внутреннего максимума, нужно проверить условия второго порядка и оценить ожидаемую полезность в точках X=0 , X=W.

(4)

Последние два условия гарантируют частичное декларирование дохода X<W.

Замечание. Можно также учесть влияние уклонений на репутацию через параметр s:

(5)

Тогда описанные выше условия примут несколько иной вид.

Для анализа влияния других параметров на величину отклонений от налогов применим метод сравнительной статики для переменных W,

Обозначения. Функции абсолютного и относительного избегания риска, соответственно, есть:

(6)

Дифференцируя (3), получим

(7)

Делая подстановку из (3), (6), получим

(8)

При уменьшающейся функции абсолютного избегания риска мы имеем неопределенный результат.

Более интересен вопрос о знаке . Как меняется доля декларируемого дохода с ростом богатства? Используя (3),(8), имеем:

,

т.е. с ростом дохода доля декларируемого дохода растет, остается неизменной или падает в зависимости от того, растет, остается неизменной или падает функция .

Относительно налоговой ставки получаем

.

Второе слагаемое отрицательно и представляет собой эффект замещения, первое слагаемое положительно при допущении о падающей функции абсолютного избегания риска и представляет собой эффект дохода, поскольку при росте налога налогоплательщик чувствует себя беднее и снижает риск.

Наконец, можно проверить, что уклонения всегда падают с ростом штрафов и вероятности обнаружения преступления.